Александр Никонов: Вечный sapiens [Главные тайны тела и бессмертия]

Во-первых, она внушила себе уверенность, что через неделю, когда эти деньги ей понадобятся, они у нее будут.

Во-вторых, она эти деньги себе представляла утром и вечером. Вот просто буквально видела их перед своим внутренним взором. 20 синих бумажек. Они лежали на письменном столе. Они были хрусткими. Они пахли свежей краской.

И накануне дня платежа эти деньги к ней пришли. Ровно 20 тысяч. Тысячными бумажками. Новенькими. Она положила их на письменный стол и поразилась.

Это и есть управление реальностью.

От многих бизнесменов я слышал похожие истории – позарез нужны были деньги, и не было никаких идей о том, откуда они возьмутся. Зато была невесть откуда взявшаяся уверенность, что деньги будут. И они приходили. Причем если деньги нужны человеку не на что-то конкретное, а вообще в смысле «неплохо было бы иметь миллиончик» – ничего не получится! А вот если они нужны на что-то конкретное, что иметь до зарезу хочется – приходят.

Будете уверены – получите. Но если усомнитесь – сожжете пятки желаний углями реальности. При этом нужно понимать, что вера не имеет никакого отношения к религии. Вера, уверенность, убежденность, твердое знание чего-либо – это особое состояние мозга.

Помню рассказ Юрия Горного – гения, который разогнал свой мозг до удивительных пределов. Он несколько раз на спор предсказывал результаты футбольных матчей. И угадывал. Почему?

– Просто была дикая уверенность, что счет будет именно таким, – признался он мне.

Таков мир дона Менского. Непривычно? Моему западному разуму, как и разуму Кастанеды, тоже непривычна подобная точка зрения, лежащая где-то на грани физики и мистики. Я привык к миру предметного познания и покорения, к миру научного инструментария и воздействия. И если даже допустить, что данная гипотеза о «квантовом нагвале» верна, возможны два типа отношения к ней.

Первый. Весь наш предметный мир – инструментов и лекарств, приборов и ракет – есть всего лишь костыль. А жить нужно без костыля – чисто духовно постигая все непосредственно! Мы построили для себя тесную ракушку тоналя и боимся высунуть из нее нос. А надо постигать мир непосредственно – это гораздо «экологичнее» и «естественнее». И «здоровее», потому что без костыля. Ведь лучше летать непосредственно, чем с «костылем» самолета.

Но мне ближе второй тип рассуждений. Он таков… История уже рассудила, чей способ постижения лучше. Пушки испанского тоналя смели индейский нагваль, о чем дон Хуан не раз говорил Кастанеде: «наша цивилизация была уничтожена». Оно и понятно: сидящих в трансе легко убивать. Причем наступление на «цивилизацию нагваля» началось задолго до конкистадоров – ее представителей стали теснить еще во времена внутрииндейских войн.

Наш мир – мир опосредованного познания. Если мы и ныряем в нагваль, вытаскивая оттуда какое-то озарение, наподобие таблицы Менделеева, пойманной Дмитрием Ивановичем в состоянии транса (во сне), мы потом формализуем его. Так формализовал свои находки Блюм, так формализовал и поставил их на поток Жерлыгин. Мы не едим руками, как индейцы. Мы едим посредниками – столовыми приборами. Руки при этом остаются чистыми.

Наш тональ, который жестко ограничивает нашу подвижность, одновременно является лестницей, по которой мы лезем вверх. Мы строим свой мир, свою вселенную, свою золотую клетку, которая не выпускает птичек на волю, но позволяет им жить дольше и вообще жить. Даже если дон Хуан прав, и человек на самом деле представляет собой лишь скрутку силовых линий, напоминающих яйцо с торчащим из середины живота пучком световых нитей, что это меняет для нас с вами – двуногих прямоходящих?

Можно сесть на корточки и уйти от мира в медитацию, в нагваль, порвать все социальные связи и даже избавиться от привязанности к вещам, как советуют Восток и дон Хуан. Но это не наш путь. Наш путь – вещизм. Вещи и предметы привязывают нас к нашему миру, как привязывают нас к нему наше тело и мозг, которые есть лучший предметный якорь для безмозглой души. Наш выбор – не хаос нагваля, не тысячи переживаемых миров, а один конкретный.

Мы можем стать сверхчеловеками, о которых говорил Ницше устами Заратустры, как желают стать ими маги – в мире личной реальности, сидя в позе лотоса. А можем стать ими в нашей общей реальности – через науку. Мы можем посвятить жизнь трансу в религиозной надежде сохранить личное осознание после телесной смерти. А можем жить так, как живем.

Мы с вами – строители нашего тоналя. Нашего мира. Мира технологической реальности. В этом смысл нашей жизни и нашей смерти. Мы во время жизни ищем свое наилучшее место в будущем великом здании и кирпичиками укладываемся в него после смерти. Мы все строим один и тот же замок. Мы все пишем один и тот же согласованный текст книги бытия.