Константин Писаренко - Тайны дворцовых переворотов

В который раз в исторической науке одержал верх принцип подстраивания сведений из первоисточников под традиционную, полюбившуюся историкам концепцию, а не перекрестный анализ всех документов ради выяснения подлинной картины событий. В результате причиной крушения Меншикова оказались его продолжительная болезнь вкупе с коварным заговором И. А. Остермана и семьи А. Г. Долгорукова. Однако аккуратное и скрупулезное изучение материалов разного характера (дипломатическая и частная переписка, фонды Придворного ведомства, Верховного Тайного Совета, Тайной канцелярии и т. д.), как опубликованных за прошедшие двести лет, так и вновь выявленных, вынуждает иначе посмотреть на хронику того примечательного года, да и на персону, вызвавшую высокое политическое напряжение.

В седьмом часу вечера 23 ноября 1724 года под окнами императорского Зимнего дворца в Санкт-Петербурге зазвучала инструментальная музыка. На дворе давно уже стемнело. Поэтому оркестр Карла-Фридриха Голштинского играл в окружении факельщиков из свиты герцога. Концерт давался по случаю наступающего дня тезоименитства императрицы Екатерины Алексеевны. Формально. А фактически красивые мелодии предназначались для будущей невесты немецкого принца, царевны Анны Петровны, которая в те минуты вместе с сестрой Елизаветой стояла возле окна в одной из комнат на втором этаже.

Обе девушки «со вниманием слушали» исполнение различных композиций и размышляли каждая о чем-то своем. Не без трепета они так долго ждали, кого из них родители благословят на брак первой. Особенно волновалась вторая царская дочь. Ведь все ясно видели, что кандидат в женихи отдает предпочтение именно ей. И вот дилемма разрешилась. На днях отец и мать объявили, что герцогиней Голштинской станет старшая Анна. Младшая Елизавета искренне порадовалась за нее и с облегчением вздохнула. Она вовсе не хотела идти замуж ни за владетельного князя из Германии, более трех лет гостившего в России, ни за юного французского короля, о сочетании с коим настойчиво хлопотали батюшка с матушкой.

К счастью, в Версале инициативу русского императора встретили прохладно. Там, кажется, намеревались породниться с испанской ветвью Бурбонов. И слава Богу! Цесаревне уклончивость французов – только на руку. Конечно, грандиозный план Петра Великого без семейных уз с Людовиком XV в значительной степени терял привлекательность. Однако любимая дочь великого монарха накануне пятнадцатилетия грезила не об амурном романе с кем-либо из заморских государей или принцев, а о российской короне. Девица не осмеливалась прямо признаться отцу в этом, ибо тот активного участия женщин в политике, мягко говоря, не одобрял. На дочерей он смотрел как на эффективное средство укрепления международного престижа и влияния российского государства. Искать себе преемника среди царевен глава рода Романовых не собирался. Анну августейший преобразователь мечтал когда-нибудь титуловать шведской королевой, воспринимая Голштинию в качестве промежуточной остановки на главном пути (19 ноября 1723 года шведский риксдаг вотировал закон о передаче скипетра после короля Фридерика I Гессенского Карлу-Фридриху Голштинскому). Шестилетнюю Наталью думал пристроить в Мадриде. Благо испанский король Филипп V обратился к нему с просьбой о помолвке сына, принца Астурийского Фердинанда, с малышкой.

Если Петр I считал вполне приемлемым обвенчать старшую и младшую дочь с наследниками европейских монархов, то для обожаемой им и супругой Елизаветы требовался жених посолидней. Непременно король, и лучше король французский. Поэтому, когда из Версаля прислали предложение столковаться на кандидатуре регента, герцога Бурбонского, царь под благовидным предлогом «забраковал» нового претендента. В итоге двухсторонние консультации на сию деликатную тему зашли в тупик к огромному удовлетворению честолюбивой русской принцессы.

Итак, 22 ноября 1724 года А. И. Остерман назвал герцогу Голштинскому имя невесты. Вечером в понедельник 23-го император пригласил без пяти минут зятя отобедать у него во вторник посемейному. Спустя сутки, во время трапезы церемония обручения свершилась. В тот же день Анна Петровна, подписав брачный контракт, отреклась за себя и детей «от всех… притязаний… на корону и Империум Всероссийский». Правда, в первом секретном артикуле документа тесть оговорил для себя право взять одного из сыновей молодой четы для провозглашения «сукцессором» (т. е. наследником). Таким ненадежным способом Отец Отечества пытался спасти реформы от реставрационных поползновений, ибо остерегался доверить скипетр малолетнему тезке, отпрыску замученного в застенке царевича Алексея Петровича {17} 17 Дневник камер-юнкера Ф. В. Берхгольца. Записки Г. Ф. Бассевича // Юность державы. М., 2000. С. 261, 262, 243, 424, 425; Россия и Испания. Документы и материалы. М., 1991. С. 82, 83 (переговоры о браке с Натальей вел Франциск Арчелли, министр герцога Пармского); Сб. РИО. СПб., 1875. Т. 15. С. 243; 1887. Т. 58. С. 131, 132. 245; Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 7. С. 374, 375, 379; Мартенс Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1880. Т. 5. С. 215-217, 228-230. Из дневника Берхгольца: 15 августа 1724 года. "Его Высочество катался по реке и пять раз имел удовольствие видеть... старшую императорскую принцессу, потому что... она отворяла окно и не отходила от него... Средняя принцесса вовсе не показывалась, что герцогу, который ее от души любит, было очень прискорбно". Мардефельд в отчете за 1724 год подтверждает, что "герцог Голштинский... до недавнего времени все держался второй великой княжны, которая произвела на него сильное впечатление живостью и веселостию своего характера". О том же пишет и Бассевич в знаменитых воспоминаниях: Карл-Фридрих Голштинский "не спешил с браком в надежде, что император, по пристрастию своему к принцессе Анне, предоставит ей столь выгодный союз (с французским королем. — К.П) и что в таком случае ему, герцогу, останется Елизавета, к которой он чувствовал более расположения". Хотя Бассевич и называет Анну Петровну любимицей Петра I, которой царь желал завещать престол, брачный контракт старшей дочери и стремление отдать за Людовика XV именно Елизавету свидетельствуют об обратном: Петр к средней дочке относился с наибольшей теплотой, как, впрочем, и Екатерина. .