С Корыткин - Тигр под наркозом

Ворона подражает боярину.С птицами творилось что-то загадочное: то ворона съест такую дозу, от которой, казалось бы, только один путь — на тот свет, а ей как с гуся вода, то от маленькой дозы окочурится. Потом уж кое-что прояснилось. В старину пировали изнурительно: ели и пили по нескольку дней, а желудок не резиновый. Чтобы продлить удовольствие от поглощения яств и напитков, отработали прием: переевший боярин, выйдя на крыльцо, щекотал себе перстом корень языка, за сим следовало опорожнение чрева, и отдышавшийся обжора снова светил к столу, чтобы продолжить употребление жареных лебедей и хмельных медов. Нечто подобное наблюдается у ворон и других птиц. Съела, что-то не то или лишнее — и все обратно выкинула. Происходит как бы саморегуляция дозировки.

Обмен веществ у птиц высокий — печка организма горит ярко. В ней быстро сгорают, нейтрализуются дозы снотворного, если они поступают медленно, когда желудок наполнен едой. Но когда он тощ, всасывание идет быстро, в крови создается ударная концентрация, в результате ворона при приеме даже малого количества наркотика спит беспробудным сном.

Интересно и другое: у птиц вкус своеобразный, видно, не чувствуют горечи, им что хочешь скормить можно. Не то что хищному зверю. Это облегчает отлов птиц с помощью снотворных.

Поначалу с ловлей их тоже были трудности, а потом стали приманки выкладывать не днем, а вечером, на ночь. Прилетит утром на приваду голодная ворона с пустым желудком, немного поклевала и, глядишь, уже спит. Если рано пришел, не дается в руки, но подпускает близко: ловили таких удочкой с петелькой на конце.

Чаще всего птица засыпает на животе. От ее тепла протаивает лунка, и птица уходит в снег. Иной раз только голова видна. В снегу тепло — не замерзнет. Бывает, придешь поздно, а на приваде одни лунки пустые с желтизной на остром конце. То экскременты остались, а птицы проспались и улетели.

Однажды вороны стали улетать регулярно. Дозу увеличили, все равно улетают. Оказывается, появился «нахлебник» — ястреб-тетеревятник. Он приспособился таскать с привады наших спящих ворон. Пришлось поймать его. Дозу переборщили: ястреб проспал целых восемь суток. Кормили и поили хищника во сне. Это помогает выходу из сна. Таким же образом Геннадий Нестеров поймал беркута, который долго у нас жил.

Можно снотворным ловить и зерноядных птиц. Замахаев поймал пару куропаток, поклевавших «сонного» хлеба. Астраханская куропатка жила у него в Москве в канареечной клетке на последнем этаже высотного дома, с удивлением рассматривая сквозь окно неоглядную «степь» большого города.

Здравствуйте, мы знакомы.По какому-то делу я зашел во ВНИО. Так назывался тогда Всесоюзный научно-исследовательский институт охоты, помещавшийся в Москве на Дмитровском шоссе. Разговорился там с приятелем. Рассказал ему о своих делах, о пойманных новым способом животных. Разговор случайно услышал Дмитрий Никитич Данилов — один из ведущих сотрудников ВНИО. Он сидел к нам спиной, потом повернулся и спросил: «И это все правда, что вы рассказали?» Серые глаза его из-под огромных мохнатых бровей смотрели внимательно и недоверчиво. «Конечно, правда. Не верите — приезжайте в Лосинку посмотреть». «Удивительные вещи, какой-то новый мир»,— резюмировал Данилов, но в его голосе по-прежнему слышалось некоторое сомнение.

Через пару дней приехал сотрудник лаборатории Дмитрия Никитича — Ярослав Русанов. Посмотрев пойманных зверей, ознакомившись с нашими делами, он передал предложение Дмитрия Никитича написать статью в комплектуемый им сборник. Я с радостью согласился и приступил к работе.

В апреле 1956 г. вышла в свет книга «Рационализация охотничьего промысла» (пятый выпуск), и там красовалось мое довольно длинное произведение под названием «Применение снотворных веществ для отлова диких животных», в котором я излагал результаты проведенных опытов.

Когда кончился срок аспирантуры, кончилась и стипендия. И тогда решил: полезу в долги, но дело завершу, допишу работу. Залезть в долги оказалось не просто: клич, брошенный родичам, знакомым, оказался не очень эффективным, деньжата поступали на мой счет, но в гораздо меньшем количестве, чем нужно. Я падал в финансовую пропасть, в которую, как известно, можно падать, всю жизнь, но никогда не достигнуть дна.

Сердечно откликнулся однокашник по институту Юрий Беляев: он не только сам прислал посильную лепту, но и написал своим приятелям о моем бедственном положении. Стали поступать переводы от незнакомых людей. Неведомая мне Татьяна Каратун посылала одинаковую небольшую сумму каждый месяц в течение года. Прошло время, я завершил рукопись, защитил диссертацию, поступил на работу, уехал в другой город и постепенно расплатился с долгами. Незнакомый благодетель Таня Каратун представлялась почему-то невысокой, с голубыми глазами. Через много лет на одной из научных конференций ко мне подошла темноглазая, стройная, высокая женщина и, улыбаясь, сказала: «Здравствуйте, мы знакомы, я Таня Каратун».