Вадим Эрлихман - Граф Дракула - Тайны князя-вампира

Матьяш и правда не отказал по сообщению его придворного хрониста Антонио Бонфини, он пообещал "проследовать в Валахию для ее освобождения от турок… и отдать валашскому князю в жены свою родственницу". Для переговоров о сотрудничестве Дракула со своими людьми в сентябре прибыл в Брашов, разместившись в румынском предместье Шейи. Целых два месяца прошли в бесплодном ожидании — король долго не мог добраться до города, потом приехал, но под разными предлогами откладывал встречу с господарем. Наконец, тот вспылил и заявил венгерским придворным, через которых общался с Матьяшем, что возвращается на родину, чтобы самостоятельно освободить ее от турок, а свой союз с королем считает расторгнутым. Это помогло — уже на другой день Корвин, проглотив обиду, приказал отряду словацких наемников во главе с командиром "черного войска" Яном Искрой направиться с Владом в Валахию, — по его словам, это был лишь авангард большой венгерской армии, которая вскоре будет отправлена на помощь соседям. Словаков было около тысячи — мало, но лучше, чем ничего. К тому же это были опытные воины, и с ними Дракула надеялся серьезно потрепать турок, непривычных к зимней войне.

Медленно продвигаясь на юг, отряд 26 ноября добрался до пограничного замка Кёнигштейн (ныне Оратя), стоящего на высокой скале у моста через Дымбовицу. Там наметили ночевку, и словацкие командиры вместе с Владом начали карабкаться вверх по крутой тропе. На полдороге шедшие впереди и сзади господаря словаки внезапно набросились на него, сбили с ног и связали. В это время внизу, в долине, их подчиненные так же оперативно набросились на "храбрецов" Влада, не ожидавших нападения. Тех, кто пытался сопротивляться, зарубили, остальных отпустили, отобрав оружие. Дракула еще не опомнился от крушения своих великих надежд, как его грубо забросили на спину коня и галопом повезли на север, в Венгрию. Он еще не знал, что там ему суждено провести почти все оставшиеся ему годы жизни.

Узнав о пленении воеводы, его враги вздохнули с облегчением. Раду Красивый понемногу продолжал налаживать жизнь в разоренной Валахии. Может, он и стал бы неплохим правителем, если бы не нараставший с каждым годом турецкий гнет. Проклятия голодных, разоренных податями матерей, чьих сыновей забрали в янычары, сыпались на голову нового князя. Даже бояре, вначале встретившие его как избавителя, начали роптать и интриговать в пользу Данешти. Мехмед II на время оставил задунайские земли в покое, торопясь вычеркнуть из памяти образ проклятого Казыклу. Вскоре после возвращения из похода он сказал придворным: "Пока венгры владеют Белградом, а валахи Килией, Дунай не будет нашим". Свою жажду завоеваний он обратил на других — уже в 1463 году была завоевана Босния, с короля которой, Степана Томашевича, турки живьем содрали кожу. После захвата итальянских колоний в Греции султан вступил в затяжную войну с Венецией на море. На далеких восточных рубежах его армия теснила войска персидского шаха у хребтов Кавказа.

Угроза турецкого нашествия на Европу не исчезла совсем, но отодвинулась. Мало кто сознавал, что это случилось из-за провала "блицкрига" султана в маленькой Валахии. Правда, на первый взгляд цель Мехмеда была достигнута — в Тырговиште сел на трон его ставленник, из врага турок страна стала их союзником. Но это было достигнуто такими жертвами и напряжением сил, что впервые султан отступился от своей цели: страна, на которую он нацелил свой удар, не была завоевана и отуречена, и этого не случилось до самого конца Османской империи.

Грозный Завоеватель ненадолго пережил своего врага Дракулу — он умер в 1481 году, не дожив и до пятидесяти. По сообщениям летописцев, во сне он порой стонал и метался. Вряд ли ему снились бесчисленные жертвы его походов — зарезанные, обезглавленные, сожженные заживо мужчины, женщины и дети. Они ведь были всего лишь гяурами, посмевшими сопротивляться великой цели — утверждению истинной веры на всем пространстве земного диска. Нет, султану чудилось совсем другое — искаженные, почерневшие лица его воинов, бесконечными рядами висевших на колах у ворот трижды проклятого Тырговиште. И собственный смертный страх, когда ночью он проснулся от треска огня и криков: "Казыклу! Казыклу идет!" Этот страх не давал султану приблизиться к Дунаю, за который он прежде так рвался. И спасенные от турецкого ятагана жители европейских городов должны были благодарить за это человека, которого вскоре по иронии судьбы объявили величайшим злодеем на свете.