Хал Хеллман - Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов

Значит, во всех подобных случаях появляется возможность для споров из-за первенства, и подчас возникают яростные битвы. Для данной книги я выбрал примеры, показавшиеся мне самыми наглядными, и мы увидим, каким образом можно отреагировать на брошенный вызов.

Но вместе с тем мы поймем, что не всегда просто даже определить открытие или установить, когда именно оно произошло. Иногда такие вопросы решаются в вежливой, сдержанной манере — как это было в случае с теорией эволюции, в котором участвовали Чарльз Дарвин и Альфред Рассел Уоллес — поэтому об этой истории можно просто не вспоминать.

Но в иных ситуациях последствия были горькими. Классический пример — это битва между Исааком Ньютоном и Готфридом Вильгельмом Лейбницем (см. главу 3). Хотя Ньютон был непростым человеком и часто воевал с другими по самым разным поводам, все эти конфликты беспокоили его. Возможно, что они даже испортили ему удовольствие от активного занятия наукой.

Почему некоторые противоречия заканчиваются мирно, а другие, похоже, продолжаются без конца? В последнем случае, может быть, причиной всему сама наука, которая развивается слишком медленно. В результате то и дело возникают противоположные идеи. Но чаще это касается некоторых скрытых или не очень скрытых вопросов убеждений или ценностей, которые лежат в основе всех дебатов. Многие истории — именно такого рода и являются моделями, которые помогают нам понять конфликты, продолжающиеся и в наши дни, как в случае с креационизмом (Дарвин, глава 5), а также с насущным вопросом о том, как ткань в матке женщины становится человеком (см. Вольтер против Нидхема, спор о зарождении, глава 4). В этом 10-летнем споре Вольтер возложил на себя миссию разоблачить Нидхема, известного английского натуралиста, как «опасного биологического мыслителя». Среди методов Вольтера был и тот, что известен и сегодня: он предположил, что Нидхем — гомосексуалист. Нидхем в ответ на это ворчливо отозвался о «так называемых мудрецах», которые ревностно проповедуют, но сами не соблюдают обета безбрачия — намек на несколько любовных романов Вольтера, последний из которых был у него с собственной племянницей.

Кроме того, хотя Дональд Джохансон и Ричард Лики больше не воюют в печати или лично (глава 9), вопрос о происхождении человека остается не менее спорным и увлекательным, чем прежде.

В случае с Джохансоном и Лики позиции нападающего и обороняющегося в один миг поменялись местами. Но такого, естественно, не произошло, когда Дерек Фриман, малоизвестный австралийский профессор антропологии, избрал своей жертвой американского кумира, Маргарет Мид, ведь сама Мид к тому времени уже умерла. Разгоревшийся в результате скандал (глава 10) привлек огромное количество и защитников, и нападающих. Хотя перепалка по-прежнему продолжается, правда в том, что репутация Мид уже пострадала.

Еще одно, более позитивное следствие одного противостояния, наблюдается сегодня в виде современного интереса к динозаврам, который многим» обязан активной вражде между двумя великими искателями окаменелостей XIX века. Конкуренция между Эдвардом Дринкером Коупом и Отниелом Чарльзом Маршем (см. главу 7) стал легендой и включала в себя все возможные виды двуличности и придирок. И тем не менее именно благодаря этому слово динозавр теперь так популярно в мире и поддерживает настолько высокий интерес публики к палеонтологии, что вызвало рост финансовой поддержки музеям и экспедициям и, в свою очередь, принесло новые открытия.

В-некоторых случаях новые идеи в науке угрожают убеждениям публики и другим ученым. Хороший пример — теория эволюции, и среди нападавших было множество неспециалистов. (Более того, само слово ученый не существовало до 1840 года, когда было придумано английским исследователем Уильямом Хьюэллом.) Один из самых известных споров в истории науки — противостояние между верным сторонником Дарвина, ученым Томасом Генри Гексли и епископом Сэмюелем Уилберфорсом, который ученым не был (глава 5).

Лорд Кельвин, современник Дарвина, не нуждался в защитниках. Он пользовался столь глубоким уважением, что его представления о возрасте Земли, хотя и совершенно ошибочные, продержались целых 60 лет (глава 6).

Альфред Вегенер, с другой стороны, не обладал такой репутацией. В результате ему пришлось долго и упорно бороться, прежде чем его поразительная догадка о континентальном дрейфе получила признание (глава 8).