Мария Боброва - Марк Твен

Марк Твен ратует за единство формы и содержания, за жизненно правдивые характеры, за тенденциозность писателя, сознающего свою ответственность перед читателем, чьим воспитателем он является, за богатство художественной изобразительности, за язык точный, выразительный и простой.

«Разница между единственно правильным и правильным словом огромна — это разница между светляком и молнией», — писал Марк Твен в 1890 году [401].

«Единственно правильному» художественному слову — не только написанному, но и устному — Марк Твен всегда придавал огромнейшее значение. Раньше он доказывал значимость устного поэтического творчества своей художественной практикой. Теперь, на склоне дней своих, Твен осмысливает это теоретически. Всегда оставаясь юмористом и сатириком (даже и тогда, когда выступал как литературный критик), Марк Твен считает юмор искусством тонким, сложным, а самое главное — незаменимым в человеческом обиходе.

«Юмор — величайшая вещь, спасительная в конце концов. Мгновенно и неожиданно все ваши трудности исчезнут, все ваши раздражения и обиды отступят, и их сменит спокойное состояние духа», — утверждал он [402].

Технике создания импровизированного юмористического рассказа Марк Твен посвящает одну из своих поздних статей: «Как надо рассказывать анекдот».

«Юмористический анекдот нужно рассказывать серьезно, — устанавливает Твен, — автор старается скрыть, что он подозревает в нем какой-либо намек на забавный сюжет. Рассказывая же комический анекдот, человек заранее говорит, что это одна из самых смешных историй» [403].

Твен утверждает, что Америка — родина юмористического рассказа, Англия — комического, Франция — шутливого, и устанавливает разницу между комическим и юмористическим рассказами. Если в первом рассказчик открыто предлагает «соль» рассказа, то в последнем она подается незаметно, рассказчик даже маскирует ее; если первый имеет законченную форму, то второй может длиться бесконечно.

Именно в этой статье Твен указывает на специфическую черту американского юмора — обыгрывание нелепости, чего-либо алогичного, противоречащего здравому смыслу.

Твен представляет тип такого анекдота: рассказчик с большим оживлением и жаром начинает говорить о чем-либо удивительном, потом теряет первоначальный тон и после небольшого перерыва добавляет нелепейшее замечание. Юмор рождается из этого резкого диссонанса между началом и концом повествования. Возбужденно:

«Я знавал одного человека в Новой Зеландии с совершенно беззубым ртом…»

Затем оживление пропадает, следует задумчивая пауза. Наконец рассказчик говорит, мечтательно, обращаясь к самому себе: «А между тем он мог бить в барабан лучше всех».

В комическом рассказе, анализирует Твен, важен броский сюжет или остроумная завершающая концовка; в юмористическом — детали. С их помощью Твен обычно и рисует в своих юмористических рассказах самое главное — комический характер.

В упомянутой статье он берет для примера анекдот «Раненый солдат».

«Пересказ этого, анекдота в его комической форме занимает полторы минуты, — пишет он, — в сущности, его не стоит и рассказывать. Но облеките его в форму юмористической историки, и он обратится в самую забавную вещь, какую я когда-либо слыхивал. Вот как его рассказывает Джемс Ралей.

Он передает анекдот от лица тупого старого фермера, который незадолго до того слышал эту историю в первый раз, находит ее невыразимо смешной и старается повторить анекдот своему соседу, но плохо помнит его, все путает, беспомощно блуждает, вставляет скучные, не идущие к делу подробности, только удлиняя повествование; потом добросовестно заменяет их другими фразами, такими же ненужными, делает время от времени мелкие ошибки, останавливается, чтобы поправиться, объясняет, почему он допустил их; вспоминает забытое; возвращается назад, чтобы вставить упущенное, то и дело прерывает свою речь, стараясь вспомнить имя раненого солдата. Наконец, вспомнив, что оно не упоминалось, спокойно замечает, что имя не играет роли, что, понятно, лучше знать его, но в конце концов оно не существенно, и так далее и так далее.

Рассказчик наивен, счастлив, доволен собою; ему приходится по временам останавливаться, сдерживаться, чтобы не засмеяться; его тело колышется, как желе, от подавленного смеха.

Через десять минут слушатель хохочет до полного истощения, до слез… Простота, наивность, искренность и бессознательность старого фермера имитируются в совершенстве; в результате сценка прелестна и восхитительна.