Повиновение воле старших — единственное, что может обеспечить счастье в будущем. «Она у меня маленькая по ниточке ходила», — восхищается героиня кротостью младшей из девушек. Пьеса автобиографична. Всякий раз, когда Анастасия пыталась бунтовать — разъехаться с матерью, уйти к мужу, — княгиня грозила заключить ее за неповиновение в тюрьму. И имела на это право [18] Архив князя Воронцова. Кн. 21. М., 1881. С. 437.
.
Законодательство поддерживало родительскую власть. Поэтому Софья у Фонвизина не спешит возражать родным, которые увозят ее и распоряжаются наследством. «Правду сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой, — признает Простаков. — …Взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим». Защищаясь от обвинения в корысти, он заявляет: «Ведь Софьюшкино недвижимое имение нам к себе придвинуть не можно». Но ему не верит даже Скотинин: «А движимое, хотя и выдвинуто, я не челобитчик». Потому брак и слажен в кругу семьи, что Тарас не намерен судиться за грабеж невесты: «Всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду».
Дядя из Сибири
Единственное спасение для Софьи — более близкий родственник, который может забрать девушку. И даже подать жалобу. Правдин подталкивает Стародума: «Ваше одно слово перед правительством… и уже спасти ее (Простакову. — О. Е.) нельзя». Но дядюшка знает, что надо прощать обиды, и в этом солидарен с племянницей. Закон законом, а совесть совестью.
Приглядимся к этому персонажу.
Понятие «американский дядя» вошло в поговорку. Имеется в виду богатый заграничный родственник, который вдруг оставляет наследство никому не известному дальнему члену семьи.
У Софьи такой родственник был. Правда, пропадал он не в Америке, а в Сибири, где нажил состояние и готов осчастливить им сироту. «Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, — говорит он племяннице, — но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою». То есть, выйдя из действительной, сначала военной, потом придворной, службы, герой получил так называемый абшид — деньги, которые выдавались отставникам из казны, — и отдал их вдовой сестре на воспитание малютки. А сам отправился на край света искать счастья. «Решился я удалиться на несколько лет в ту землю, где достают деньги, не променивая их на совесть, без подлой выслуги, не грабя отечества; где требуют денег от самой земли, которая правосуднее людей, лицеприятия не знает, а платит одни труды, верно и щедро».
Создается впечатление, будто благородный дядя руду копал. На самом деле он тоже служил, но хитрость состояла в том, что в отставку выходили следующим чином. То есть полковник становился бригадиром. И вступал в новую службу, уже исходя из бригадирского звания. На окраинах империи — в Сибири, в Новороссии и Крыму, позднее на Кавказе — существовали льготы, позволявшие быстрое продвижение — без «подлой выслуги». Уехав из столицы в «землю незнаемую», Стародум мог обрести и генеральство. Новый уход в отставку потянул бы за собой новый, уже генерал-майорский чин и новый, куда больший абшид.
Это только игра со званиями — вполне законная и никем не запрещенная.
Где в Сибири можно было себя применить? Либо на казенных заводах, либо при сборе налогов с местного населения. Ведь нет сведений, что Стародум основал собственное дело или нанялся к частным предпринимателям вроде Строгановых, Демидовых, Мясниковых или Твердышевых, которые, впрочем, тоже зависели от казны. На заводах ему пришлось бы иметь дело с приписными заводскими крестьянами, которых Екатерина II называла «роптунами по справедливости», в том смысле, что их требования к хозяевам справедливы, а положение крайне тяжело. Совсем недавно прогремела Пугачевщина, в которой приняли участие горнозаводские рабочие Урала. Окажись дядюшка на заводах, и он не смог бы с чистой совестью произносить речи о добродетели.
Положение сборщика налогов с местных охотничьих народов еще интереснее. Екатерина II рассказывала французскому послу графу Луи де Сегюру о наказе, который ее северные подданные привезли в Уложенную комиссию: «Выборные от самоедов, дикого племени, подали мнение, замечательное своей простодушной откровенностью. „Мы люди простые, — сказали они, — мы проводим жизнь, пася оленей; мы не нуждаемся в Уложении. Установите только законы для наших русских соседей и наших начальников, чтобы они не могли нас притеснять; тогда мы будем довольны, и больше нам ничего не нужно“» [19] Сегюр Л. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II //Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989. С. 238, 322.
.
Читать дальше