Ольга Елисеева - Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Это было вопиющим нарушением служебных инструкций, пойти на которое Фонвизин мог лишь, будучи уверен в скорой смене «царствующей особы» на российском престоле. Панин щедро вознаградил своих соратников. На Рождество 1772 года он разделил между доверенными лицами из Коллегии иностранных дел имение в Псковской губернии. Счастливыми обладателями ежегодной ренты в четыре тысячи рублей стали Денис Фонвизин, Петр Бакунин и Яков Убрий [86] Веселая Г. А., Фирсова Е. Н. Москва в судьбе Дашковой. М., 2002. С. 146. . (По другим данным, разделено оказалось имение в девять тысяч душ на бывших польских землях, пожалованное Панину в связи с бракосочетанием великого князя [87] Мадариага И., де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 417. .) Таким образом, награда за молчание была немалой.

На первых порах, пока новый фаворит Потемкин поднимался к власти, панинская партия поддерживала его, чтобы вместе успешнее противостоять Орловым. Поэтому в 1774 году Фонвизину не возбранялись контакты со «случайным» вельможей. Их связывали старые дружеские отношения еще по Московскому университету. В автобиографии драматург писал: «Я, может быть, и истребил бы и склонность мою к сатире, если б один из соучеников моих, упражнявшийся в стихах, мне в том не воспрепятствовал (Потемкин в университете писал стихи. — О. Е.). …Стал он хвалить мои стихи; каждая строка его восхищала… Он умер с тем, что я родился быть великим писателем; а я с тем жить остался, что ему в этом не верил и не верю» [88] Фонвизин Д. И. Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях. С. 281–282. . А зря.

Имя Фонвизина не раз встречается в переписке Екатерины II и Потемкина. Государыня питала к драматургу неприязнь. И было за что. Однажды мужчины заговорились, забыли о времени, и Екатерина, ожидая возлюбленного, три часа простояла в галерее на сквозном ветру. В другой — она предупреждала Потемкина: «Сто лет, как я тебя не видала; как хочешь, но очисти горницу, как приду из комедии, чтоб прийти могла. А то день несносен будет. Черт Фонвизина к Вам привел. Добро, душенка, он забавнее меня знатно; однако, я тебя люблю, а он, кроме себя, никого» [89] Там же. С. 233. .

Фонвизина многие считали самовлюбленным и язвительным. П. А. Вяземский, писавший о драматурге по горячим следам и учитывавший воспоминания хорошо знавших Дениса Ивановича лиц, отмечал: «Пылкость ума его, необузданное, острое выражение всегда всех раздражало и бесило» [90] Вяземский П. А. Указ. соч. С. 244. .

Когда в 1780 году панинской партии был нанесен окончательный удар, Григорий Александрович предлагал приятелю перейти к нему на службу. Только благодаря его заступничеству все-таки состоялась постановка «Недоросля». Первый спектакль был намечен на весну 1782 года, но представление в Петербурге оказалось отменено. Отставной Никита Иванович уже находился у двери гроба и помочь бывшему секретарю не мог. Но осенью, после возвращения Потемкина из Крыма, дело сдвинулось с мертвой точки. 24 сентября в театре на Царицыном лугу силами придворных актеров «Недоросль» был сыгран.

Казалось, для драматурга остается один путь — под руку нового милостивца. Но Фонвизин предпочел разделить отставку старого покровителя. Сыграли роль и общность политических взглядов, и благодарность, и финансовая зависимость, и наличие у Паниных компрометирующих материалов против секретаря. Но главное — сторонники Павла питали уверенность, что все победы друзей Екатерины II — недолговечны, скоро придет время ее сына. Поэтому дальновиднее держаться наследника.

Эта уверенность сыграла с драматургом злую шутку.

Раздраженный трудностями в постановке «Недоросля», Фонвизин принес Дашковой, в редактируемый ею журнал «Собеседник любителей российского слова», «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание». Одним этим шагом он подтвердил, что обладает «неустрашимостью» государственного мужа.

«Собеседник» охватывал почти все сферы писательской деятельности того времени: стихи, прозу, драматические произведения, сатиру и публицистику самой разной направленности. В журнале, не открывая своего имени, сотрудничала императрица. Ее анонимность позволяла читателям, прекрасно зная, с кем они разговаривают, прикидываться простачками и подвергать тексты Екатерины II критике. Правила игры были понятны, и если оппозиционер не перегибал палку, государыня терпела. Но некоторые, как Фонвизин, нарочито заигрывались. Тогда следовало высочайшее неудовольствие, и «мадам редактор» должна была сглаживать ситуацию, выступая то с разъяснениями, то с критикой на критику.