Роман Нехаев - Музыка прозы И.С. Тургенева [статья]

Условно она может быть представлена двупланово: слышимая музыка, т. е. звучащая непосредственно, и внутренняя, когда мелодия возникает опосредованно через художественно совершенный изящный слог Тургенева.

Звучащая музыка сопрягается с состоянием героев, любящих друг друга или испытывающих горечь разлуки, или непонимающих своих чувств. Она сопровождает картины дворянского быта.

Елена и Инсаров в Венеции. Опера Верди. Третий акт. «Елена дрогнула при виде этой постели, этих завешенных гардин, стеклянок с лекарствами…». Она думает о больном Инсарове. «Елена украдкой взглянула на него и тотчас же придала своим чертам выражение безмятежное и спокойное». «Игра Виолетты становилась все лучше, все свободнее. Она отбросила все постороннее, все ненужное… Она вдруг переступила ту черту… за которой живет красота». Певица преобразилась и «с таким, до неба достигающим порывом моленья исторглись у нее слова: «Lascia mi vivera… moriz sigiovune!» (дай мне жизнь… умереть такой молодой!), что весь театр затрещал от бешеных рукоплесканий». На музыкальном языке впечатляюще высказывается и сила любви, и способность к самопожертвованию, и драматизм судьбы. Музыка предваряет будущее Елена Астаховой.

Преображение, радостное смятение влюбленного Лаврецкого передается другими мажорными, торжествующими звуками композиции Лемма. Она озарила Лаврецкого, впервые в жизни слушает бесподобную музыку: «страстная мелодия с первого звука охватывала сердце, она вся сияла, вся томилась вдохновением, счастьем, красотою и росла и таяла; она касалась всего, что есть на земле дорогого, тайного, святого… и уходила умирать в небеса… Звуки… впивались (подчеркнуто. — Р.Н.) в его душу, только что потрясенную счастьем любви…». «Повторите», — прошептал он.

Часто автор собирает своих персонажей вместе, вводит музыку и через отношение к ней выявляется их духовная сущность, иногда кратко, одним мазком. «Варвара Павловна сыграла две-три тальберговские вещицы и кокетливо «сказала» французскую ариетку». Она играет бойко, ловко, с некоторым проворством. Недалекая Марья Дмитриевна не может найти слов, чтобы выразить свое восхищение. В знак одобрения Гедеоновский, сплетник и лгун, только качает головой и вдруг зевает, едва успев прикрыть рот рукой. Варвара Павловна тут же затмевает Паншину Лизу, которой накануне предлагал руку и сердце. Ощущается и авторское отношение как к героям, так и музыке. Тургеневу, горячему приверженцу классического искусства Бетховена, Гуно, Шопена, очень далек Тальберг, австрийский композитор и пианист — виртуоз, покоряющий некоторых зрителей прежде всего техникой исполнения. Со звучащей музыкой связано введение сатирического элемента при изображении дворянского быта в более крупном плане.

Неоднократно рисуется картина губернского бала, своеобразного среза знакомого автору общества. Готовится и съезжается вся провинция, возникают любовные и деловые связи, конфликты, интриги.

Через точные детали и звуковое оформление живописно передается сцена бала, невольно видишь и слышишь движение и полифонию губернского торжества. «Крик, хохот, топот, говор, звон стаканов, рюмок, шпор и чашек».

«…доморощенный оркестр трещал, гудел и визжал на хорах… молодой развязный господин с длинными волосами и впалой грудью распоряжался танцами… летал, стремительно скользя и шаркая, «весь бледный и потный» и подавал музыкантам знаки хлопаньем в ладоши, посреди воя труб и визга скрипок…». Была икра и виноградное вино, недорогое.

В ряде случаев музыка передает хронотоп эпохи, звучит еще мощнее, то затихая, то усиливаясь; реальное, земное переплетается с фантастическим. Так сама фабула рассказа «Призраки» имеет подзаголовок «Фантастика» и служит для того, чтобы в необыкновенной форме, через звуки, воссоздать ряд реальных картин бытия. Шум прибоя как пушечные выстрелы; резкий крик чаек, раздирающий визг прибрежных огней, остров Уайт, где разбиваются корабли — так видится Англия. Недвижное море, тихая трель, прекрасные звуки молодого женского голоса, благоговение ночи, Jogo Maggiore — картина Италии.

Далее, куда ни взгляни, все кипит, звенит, гудит, воздух не то тяжелый, не то пахучий, лязг железа, голос уличной лоретки, «Париж вздымался к нам… совсем своим гамом и чадом»…

А вот другая музыка, другая картина.

«… отовсюду поднялся оглушительный гам, крики и визги, яростная ругань и хохот. Хохот пуще всего. Удары весел и топоров… пьяные песни и скрежещущая скороговорка…пред смертное хрипение и удалой посвист… Бей! Вешай! Топи! Режь! Любо! Любо! Так! Не жалей!», подряд восемь ударов-восклицаний. Так идет Степан Тимофеевич.