Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Тартюф разыгрывает перед Оргоном богомольца. Это чистая маска. Здесь возникает очень резкий, почти плакатный контраст между видимостью и сутью. Он играет грубо, между прочим, но от него и не требуется тонкой игры. Оргон верит ему безоглядно и ничего не хочет замечать. Поэтому сказать, что Тартюф обманывает Оргона, нельзя. Тартюф, в сущности, и возникает в ответ на его ожидания. Оргон встретил Тартюфа в церкви, где тот истово молился, притворяясь, что одержим молитвой. Тартюф целиком создан его воображением. Тут нельзя сказать, что один обманывает, а другой – обманут, как, к примеру, в паре: Дон Жуан – Диманш. Нет. Оргон, ослепленный страстью, сам сотворил Тартюфа. Даже когда сын Оргона становится свидетелем того, как Тартюф пытается соблазнить его мать, Эльмиру, Тартюфу удается переубедить Оргона. Он делает вид, что «клеветнику» это померещилось:

Доверие ко мне внушают, милый брат,

Моё открытое лицо, правдивый взгляд,

Но, может статься, вас обманывает внешность,

И в сердце у меня порок, а не безгрешность?

И, добронравием прославясь меж людей,

На деле, может быть, первейший я злодей?

…

Я изверг, лицемер,клятвопреступник, тать,

Убийца, блудодей, – не стану отрицать.

Колени преклонив, стерплю я поруганье

Как по грехам моим от неба воздаянье.

(Опускается на колени.) (336)

(Действие третье. Явление шестое).

В финале сцены, которой завершается третье действие комедии, он заявляет, что готов покинуть дом, где его так не любят. А Оргон на это восклицает:

О нет! Разлуки с вами

Я не переживу. (337)

(Действие третье. Явление седьмое).

А дальше:

Тартюф

Ну хорошо, сдаюсь…

Однако же, дабы не вызывать злоречья,

Намерен избегать с женою вашей встреч я.

Оргон

Да нет, наоборот: я в долг вменяю вам

Не расставаться с ней назло клеветникам.

Признаться, для меня милее нет занятья,

Чем злить глупцов… Легко могу их доконать я

Созревшим только что решением одним:

Я назначаю вас наследником своим.

Помимо всех других! Единственным! Вот как-то!

Немедленно займусь я составленьем акта:

Свое именье в дар хочу вам отписать.

Милей мне верный друг и будущий мой зять,

Чем сын, жена и все… Вы примете даренье?

Тартюф

Могу ль противиться я воле провиденья?

Оргон

Бедняга…Ну, идем! Сей акт я сочиню-

И пусть хоть разорвёт с досады всю родню! (338)

(Действие третье. Явление седьмое).

Так благодаря кому существует Тартюф?

Добродетельность Тартюфа показная, а вера, которая присуща Оргону, фанатична. Его безумие – это безумие человека, который верит слепо. Фанатика нельзя убедить, тем более, что Тартюф умело подыгрывает его ожиданиям.

Тартюф ни в чём не знает удержу, ведь Оргон потворствует любой его прихоти, и в конце концов Тартюф выгоняет Оргона прочь из собственного дома, оставляет его ни с чем. На самом деле главное в нём – всепожирающее брюхо, которое готово поглотить всё вокруг. Никакой аскетичности в нём нет и в помине. Казалось бы, это притворство, но дело обстоит гораздо сложнее: для того, чтобы «быть», он должен «казаться», а если не сможет «казаться», то не сможет и «быть». Он всего добивается лишь благодаря этому умению казаться.

Как, к примеру, Тартюф объясняется с Эльмирой? Святоша, он делает вид, что каждую минуту думает лишь о Господе. Но Эльмира, по его словам, столь прекрасна, что заставляет забыть данные Богу обеты…

А в другой сцене, пытаясь соблазнить Эльмиру уже в присутствии самого Оргона (эта встреча подстроена служанкой Дориной), он высказывает мысль, которая почти искренна: «В поступке нет вреда, в огласке только грех», и «не грешно грешить, коль грех окутан тайной». Грешить открыто – это, конечно, безобразие, а вот тайно – другое дело, тайный грех – не грех.

Оргон, хоть и прятался в этот момент под столом, а всё же смог увидеть всё своими собственными глазами и решил наконец прогнать Тартюфа:

Довольно пустословья!

Вон! Живо! А уж там кривляйтесь на здоровье!

…

Извольте сей же час покинуть этот дом! (339)

(Действие четвертое. Явление седьмое).

Но даже в такой ситуации Тартюф не теряется, находит себе оправдание:

Смотрите, как бы вас не выгнали из дому!

Нельзя по-доброму, так будет по-худому: