Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Я помнила в тот миг, я о себе забыла…

Энона в ужасе рыдала и молила, —

Напрасно. Совести суровой уступив,

Я шла сюда. К чему привёл бы мой порыв?

Быть может, – хоть о том, помыслив, цепенею, —

Быть может, истину открыла б я Тесею?

И вот я узнаю, что любит Ипполит,

Что любит – не меня! Что он принадлежит

И сердцем, и душой не мне, но Арикии!

О боги вечные! О боги всеблагие!…

Гордец отверг меня. И думала я так:

Он враг всем женщинам, самой любви он враг.

Но нет, есть женщина (как я узнала ныне),

Что одержала верх над этою гордыней.

Так, значит, нежное тепло и страстный зной

Ему не чужды? Он жесток ко мне одной?

А я, безумная, спасать его бежала…

(Действие четвертое. Явление пятое)

Да, любит Ипполит! О, нет сомнений в том!

Надменный враг любви, гордец суровый, в ком,

Казалось, пробудить немыслимо участье,

Глухой к мольбам, к слезам, живой пример бесстрастья,

Жестокосердый тигр, – осилен, приручен.

Узнай: хранил себя для Арикии он!

(Действие четвертое. Явление пятое)

Ко всем прочим мукам Федры прибавилась ещё и мука ревности. Она считала, что отвергший её Ипполит – «живой пример бесстрастья», а, оказывается, он любит Арикию. Этого вынести Федра не в силах:

Ведь даже в этот миг – мне сознавать ужасно! —

Их забавляет гнев ревнивицы несчастной.

Разлука им грозит, уже близка беда,

Но все же связаны их судьбы навсегда…

О нет! И мысль одну о счастье их любовном

Встречаю с яростью, со скрежетом зубовным!

Смерть Арикии!.. Смерть!.. Я мужу нашепчу, —

Сестру своих врагов отдаст он палачу.

Ещё опаснее сестра, чем были братья!

Палима ревностью, сумею настоять я… (331)

(Действие четвертое. Явление шестое)

Федра приходит в ужас от охвативших её мыслей и чувств:

Постой!.. Что говорю? Лишилась я ума?

Ревную! И хочу признаться в том сама?

Тесею? Расскажу, как при живом я муже

Горю неистовой любовью… И к кому же?

О!.. Дыбом волосы встают от этих слов.

Нет, переполнилось вместилище грехов!

Я в любострастии повинна неуемном,

В кровосмешении, в обмане вероломном,

И льщу заранее я мстительность свою

Надеждою, что кровь безвинную пролью.

О!.. И земля ещё меня не поглотила?

И смотрит на меня прекрасное светило… (332)

(Действие четвертое. Явление шестое)

И хотя это было лишь мгновенное помрачение, но это мгновение стоило Ипполиту жизни.

Всё развивается фатально. Финал «Федры» в каком-то смысле – отражение трагедии в целом. Тесей тоже пожалел, что изгнал Ипполита, призвав Посейдона ему во след. Но сказанного не вернуть. В трагедии Расина эта мысль обретает как бы наиболее очевидное своё выражение.

Гибель Ипполита происходит за сценой, как и положено в драме классицизма. О случившемся Тесею сообщает Терамен:

А море между тем пузырилось, вскипая,

И вдруг на нём гора возникла водяная.

На берег ринувшись, разбился пенный вал,

И перед нами зверь невиданный предстал:

Зверь с мордою быка, лобастой и рогатой,

И с телом, чешуей покрытым желтоватой.

Неукротимый бык! Неистовый дракон!

Сверкая чешуей, свивался в кольца он

И берег огласил свирепым долгим ревом.

Застыли небеса в презрении суровом,

Твердь вздрогнула, вокруг распространился смрад,

И, ужаснувшись, вновь отпрянула назад

Волна, что вынесла чудовище из моря.

С неодолимою опасностью не споря… (333)

(Действие пятое. Явление шестое)

Ипполита уносит в пучину представшее из вод чудовище. Этот образ отчасти отсылает к античному мифу, но имеет и глубинную связь с самой сутью трагедии. Повторю, слово «чудовище» встречается в «Федре» Расина неоднократно. Когда-то это был бык, в которого влюбилась мать Федры Пасифая. Он, кстати, тоже был послан из морских глубин Посейдоном. Но всё повторяется. Федра была готова войти в лабиринт, чтобы сразиться с чудовищем. Однако она не победила, а скорее вызвала его к жизни, поддавшись разрушительным, тёмным страстям.

Федра знает, что Ипполита уже не спасти. В античной драме является богиня Артемида, которая открывает Тесею правду. А здесь сама Федра, приняв яд, приходит к Тесею, чтобы успеть рассказать ему, что Ипполит не виновен: