Ханс Гюнтер - По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова

«Происхождение животных из людей» (278) [462] Далее ссылки на «Мусорный ветер» даются по изд.: Платонов А. Собрание. Счастливая Москва (с указанием страниц в скобках). в «Мусорном ветре» случается по разным причинам. О том, что половая страсть [463] Naiman Е . Andrei Platonov and the inadmissibility of desire // Russian Literature 23 (1988). Vol. 4. P. 332–334. унижает человека, говорит превращение жены физика космических пространств Лихтенберга в животное: «Пух на ее щеках превратился в шерсть, глаза сверкали бешенством и рот был наполнен слюной жадности и сладострастия». Ее нога «покрыта одичалыми волдырями от неопрятности зверя, она даже не зализывала их, она была хуже обезьяны…» Она «зверь, сволочь безумного сознания» (272). О «животной» природе половых органов свидетельствуют и другие тексты Платонова. Герой «Технического романа» приходит в ужас, когда он впервые видит у голой девушки, «чего он не видел никогда — чужое и страшное, как неизвестное животное, забравшееся греться в теплые теснины человека из погибших дебрей природы <���…>. Это существо, непохожее на всю Лиду и враждебное ей, было настолько безумно и мучительно по виду, что Щеглов навсегда отрекся от него, решив любить женщину в одном чувстве и размышлении» [464] «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 2000. Вып. 4. С. 907. .

И в повести «Река Потудань» пол приводит импотентного героя в «животный страх». Ему приснился кошмар, «что его душит своею горячей шерстью маленькое, упитанное животное, вроде полевого зверька, откормившегося чистой пшеницей. Это животное, взмокая пот от усилия и жадности, залезло ему рот, в горло <���…>» [465] Платонов А. Собрание. Счастливая Москва. С. 426. . Бросается в глаза, что в этих примерах утрата человеческого лика и регрессия к животным формам, связанная с половым началом, показаны из мужской перспективы. Страх перед этим «безумием», унижающим человека, объясняется платоновской идеей о необходимости победы сознания над полом.

Но в «Мусорном ветре» регрессивная метаморфоза является также последствием выталкивания человека из враждебного ему социального коллектива, которое приводит к зооморфному преобразованию его внешности [466] D. Gallagher (Metamorphosis. Transformations of the Body and the Influence of Ovid’s «Metamorphoses» on German Literature of the Nineteenth and Twentieth Centuries. Amsterdam, New York, 2009. P. 387–391) пишет о метаморфозах, возникающих на основе общественного или культурного кризиса. . Когда брошенный в помойную яму зверски замученный и искалеченный герой видит испуганную собаку [467] О сопоставлении социально отверженных с собаками в стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой» см.: Смирнов И. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (О стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф — фольклор — литература. Л., 1978. С. 197. , он понимает, «что она — бывший человек, доведенный горем и нуждою до бессмысленности животного» (281). И сам герой, питающийся помойными отбросами, принимает вид животного: «По телу его — от увечных ран и загрязнения — пошла сплошная темная зараза, похожая на волчанку, а поверх ее выросла густая шерсть и все покрыла. На месте вырванных ушей также выросли кусты волос…» (279) [468] Подобным образом изображена в повести «Котлован» мертвая мать девушки Насти, бывшая эсерка. Как буржуйка она оказывается лишним «социальным животным» в социалистическом обществе: «Длинные обнаженные ноги были покрыты густым пухом, почти шерстью, выросшей от болезней и бесприютности, — какая-то древняя, ожившая сила превращала мертвую еще при ее жизни в обрастающее шкуром животное» ( Платонов А. Собрание. Чевенгур. Котлован. С. 458). «Защитной шерстью» обросла и спина Елисея, одного из крестьян, которые заготовили себе гробы, чтоб ожидать в них конца жизни (там же. С. 464). Из того, что «бедные, обросшие шерстью существа» упоминаются в «Ювенильном море», выясняется, что у Платонова шерсть — одна из самых элементарных примет зверя или озверения. .

В лагере считают, что Лихтенберг «едва ли человек», скорее «новый возможный вид социального животного», обросшего «волосяным покровом» (281). В финале повести жена героя, пожертвовавшего своей жизнью, чтобы прокормить голодающих детей, видит на полу «незнакомое убитое животное», и ей кажется, что это «первобытный человек, заросший шерстью, но, скорее всего, это большая обезьяна, кем-то изувеченная и одетая для шутки в клочья человеческой одежды» (288). Полицейский, смотрящий на мертвого с точки зрения нацистской идеологии, считает, что это «лежит обезьяна или прочее какое-нибудь ненужное для Германии, ненаучное животное» (288).