Георгий Адамович - «Я с Вами привык к переписке идеологической…» - Письма Г.В. Адамовича В.С. Варшавскому (1951-1972)

Сегодня получил первый кусочек корректуры от Гринберга, и сегодня же ее возвращаю. Мне было бы очень интересно знать, что Вы думаете об этих «Комментариях». Там есть кусок из наших с Вами политических споров.

Ваш Г. А.

Спасибо за лестную вырезку [100]. Par le temps qui court [101]никакими поклонниками и союзниками пренебрегать нельзя!

104, Ladybarn Road Manchester 14 25/V-54

Дорогой Владимир Сергеевич Я не знаю, кто кому не ответил, вероятно — я Вам. Простите, если так. Но сегодня я пишу Вам, чтобы сказать, что я прочел Ваш отрывок в «Опытах» [102]и нахожу его прелестным и замечательным. Думаю только — вернее, догадываюсь — что далеко не все будут такого мнения, и знаю наперед, какие возражения и критика будут сделаны. Но не верьте им: Вы — настоящий писатель, и мои чувства к Вам тут ни при чем. После Вас я просто не в силах был читать Набокова [103], при всем его удивительном таланте: до чего хлестко, пусто, шикарно, лживо-блестяще, и в конце концов ни к чему! Какой-то сплошной моветон, рассчитанный на то, чтобы прельщать, но лично во мне только вызывающий скуку. Но вот что: зачем Вы обидели Рейзини?! [104]Портретно так, что не узнать нельзя, и обидно до крайности, хоть к концу и смягчено. Зачем? Он — «добрый малый», не мог из-за денег измениться до неузнаваемости, а глупую важность из-за миллионов — можно и простить. Правда, этот Ваш выпад меня удивил и огорчил. Он, вероятно, очень уязвлен.

Третьего дня я ездил в Бирмингем на свидание с Гринбергами [105](полдороги между Лондоном и Манчестером). Зачем, собственно говоря, он жаждал меня видеть, я не понял. Я думал — поговорить о будущих «Опытах», как и что. Но «Опыты», по-видимому, кончаются [106]. Мы очень мило втроем позавтракали, но разговор был о том, о сем и ни о чем. Слышал, что Вы бросили место [107]. Довольны ли новой работой, и дает ли она Вам достаточно денег? Если соберетесь мне ответить, имейте в виду, что я здесь числа до 12 июня, а потом — Париж, обычный адрес. Скажите, пожалуйста, Яновскому, что я благодарю его за письмо и отвечу скоро, сейчас у нас экзамены и много возни.

До свидания.

Ваш Г. А.

4, avenue Emilia

с/о M-me Lesell

Nice. — France

13/VIII-54

Я здесь до 10 сентября, потом — Париж, обычный адрес.

Дорогой Владимир Сергеевич

Мне трудно ответить точно на Ваш вопрос о моих статьях [108]. Кое-что общего характера было в «Совр<���еменных> записках» — например, «Несостоявшая<���ся> прогулка» [109](кот<���орую> я когда-то читал у Фондаминского [110]), «Письмо туда» [111]и др. Но больше было в «Послед<���них> новостях» [112].

Я сейчас занят разбором разных вырезок, для книги в Чех<���овском> изд<���ательст>ве (не уверен, что выйдет — отчасти по моей вине).

Есть в «Послед<���них> новостях» статья «Жизнь и жизнь» [113], спор с Ходасевичем — как раз на общие эмигрантс<���кие> темы. Но на вырезке не указан год. Однако на обороте есть объявление о вышедшей 57-й книге «Совр<���еменных> зап<���исок>». Думаю, что это даст Вам возможность установить время появления статьи. Еще есть статья «Парижские впечатления» [114]— по-видимому, 12 апреля 1933,34 года (скорей 34). Да, «Жизнь и “жизнь”» — № 4 апреля, но год установите по «Совр<���еменным> запискам».

Еще: «Поэзия здесь и там» [115], 25 октября, год не знаю.

На мою полемику с Ходасевичем был ответ Цетлина в «Совр<���еменных> зап<���исках>», на те же темы [116]. Это может Вам пригодиться.

Затем «Комментарии» — в «Числах» и кое-что такое же в «Совр<���еменных> зап<���исках>» [117].

Voila. Больше ничего сообщить не могу. Кстати, мне показывала Червинская статью Федотова о парижской литературе [118], очень для меня лестную. Кажется, она была в 1942 г. в «Ковчеге» или что-то вроде. Это я Вам пишу не чтобы хвастаться, хотя должен признаться — я был польщен, прочтя ее, п<���отому> что Федотов, со всеми его недостатками, c’etait quelqu’ un [119].

Насчет издания сборника статей — как Вы пишете — ничего ответить не могу. Когда-нибудь, может быть. Но едва ли, — да и к чему? Все все равно кончится лопухом, а я к лопуху все ближе, и всякая суетность мне все безразличнее. Что Пруст, умирая, что-то писал и дописывал — вечный предмет моего удивления. М. б., он был прав, но я этого не понимаю. Не думайте, что я при этом с ним себя хоть на 1/10000 сравниваю. Je sais се que je suis [120], в обе стороны.

До свидания, дорогой друг. Негодую — упорно — на Вас за Рейзини. Зачем, для чего было это делать? Пушкин сказал:

«что чувства добрые я лирой пробуждал» [121].