Андрей Ранчин - Путеводитель по поэзии А.А. Фета

Этот образ у позднего Фета — метафора любви: «Зачем под прохладой так знойно / В лицо мне заря задышала» — с переходом в предметный образ зари и вместе с тем в парадоксальный метафорический образ незакатной ночной зари — «Всю ночь прогляжу на мерцанье, / Что светит и мощно и нежно, / И яркое это молчанье / Разгадывать стану прилежно…» («Сегодня все звезды так пышно…», 1888). Вечерняя заря как фон любовного свидания: «Гаснет заря, — в забытье, в полусне…», 1888). В предметном значении: «Эти зори без затменья» («Это утро, радость эта…», 1881 (?)).

В стихотворении «Шепот, робкое дыханье…» заря — образ многозначный: это и утренний восход солнца (предметный план), и метафора любви, страсти (параллель — клише «огонь любви») [57] Параллелизм «человек — природа» — излюбленный прием лирики Фета, он может быть обнаружен даже в стихотворениях, на первый взгляд кажущихся чисто пейзажными зарисовками. Таково, например, стихотворение «Ярким солнцем в лесу пламенеет костер…» (1859); см. его анализ в кн.: [Эткинд 2001, с. 51–52]. Ср. замечание Н. Н. Страхова в письме Фету от 16 ноября 1887 года о поздних стихотворениях: «Ваши стихотворения удивительны <���…>. Каким образом старые темы у Вас получают свежесть и жизненность, как будто они только что явились на свет» (цит. по кн.: [Кошелев 2006, с. 287]). Обновление привычного в искусстве посредством нового соединения образов, новой композиции — мысль, встречавшаяся еще у немецких романтиков, с творчеством которых Фет был, несомненно, знаком. В романе Л. Тика «Странствия Франца Штернбальда» один из героев, художник Альбрехт Дюрер, говорит: «То, что кажется нам новым созданием, обычно составлено из того, что уже было ранее; но способ компоновать делает его в какой-то мере новым <���…>» (ч. 1, кн. 2, гл. 2) [Тик 1987, с. 59]. Соответственно и в стихотворении «Шепот, робкое дыханье…» акцентировано, очевидно, не только прямое значение слова поцелуи, но и метафорические оттенки смысла (обозначающие веяние ветра и плеск ручья). Акустическое, музыкальное восприятие поцелуев встречается у немецких романтиков; ср. у Э. Т. А. Гофмана: «<���…> Поцелуи были мелодичной небесной музыкой» [Гофман 1994, т. 2, с. 248]. .

Для Фета в высшей степени характерна суггестивность. Эта установка на внушение читающему каких-то эмоций или ассоциаций; читатель как бы достраивает текст поэта: «<���…> Привычка наша к определенным лирическим связям дает возможность поэту путем разрушения обычных связей создавать впечатление возможного значения, которое бы примирило все несвязные элементы построения. На этом основана так называемая „суггестивная лирика“, имеющая целью вызвать в нас представления, не называя их» [Томашевский 1927, с. 189].

Поэзия Фета многим обязана романтической или пре-(пред-) романтической, по мнению В. Э. Вацуро [Вацуро 1994, с. 55–56 и др.], поэзии, прежде всего стихам В. А. Жуковского. Фетовская поэзия — «это поэзия, основанная на принципах иррационализма и субъективизма. Суггестивность доминирует в ней над „пластичностью“. Фет стремится к передаче подсознательных, неясных, иррациональных душевных движений, к выражению настроений, которые не могут быть описаны, а могут быть только вызваны в читателе неопределимой словом, но говорящей чувству эмоциональной окраской предметов, мелодической организацией интонаций, выдвижением всех иррациональных („музыкальных“) элементов речи. Детали внешнего мира, одушевленные лирической эмоцией, становятся символическими деталями, пейзажи превращаются в „пейзажи души“» [Бухштаб 2000, с. 157].

Простое включение в один разнородный ряд заставило традиционные поэтизмы «элегической школы» В. А. Жуковского и К. Н. Батюшкова, банальные образы заиграть оттенками смысла, приобрести стереоскопичность и выразительность [58] Ср. замечание Н. Н. Страхова в письме Фету от 16 ноября 1887 года о поздних стихотворениях: «Ваши стихотворения удивительны <���…>. Каким образом старые темы у Вас получают свежесть и жизненность, как будто они только что явились на свет» (цит. по кн.: [Кошелев 2006, с. 287]). Обновление привычного в искусстве посредством нового соединения образов, новой композиции — мысль, встречавшаяся еще у немецких романтиков, с творчеством которых Фет был, несомненно, знаком. В романе Л. Тика «Странствия Франца Штернбальда» один из героев, художник Альбрехт Дюрер, говорит: «То, что кажется нам новым созданием, обычно составлено из того, что уже было ранее; но способ компоновать делает его в какой-то мере новым <���…>» (ч. 1, кн. 2, гл. 2) [Тик 1987, с. 59]. . Два плана бытия («любовь» и «природа») сливаются благодаря соприсутствию у Фета прямых и переносных смысловых оттенков слов. Он справедливо заметил: «<���…> Едва только свежий, зоркий художник взглянет на ту же „луну, мечту или деву“, — эти холодные, обезображенные и песком забвения занесенные камни, подобно Мемнону, наводнят пустынный воздух сладостными звуками» («О стихотворениях Ф. Тютчева», 1859 [Фет 1988, с. 2841]).