Андрей Зорин - «Столетья на сотрут...» - Русские классики и их читатели

…Попробуем представить себя в положении читателя, впервые открывшего "Героя нашего времени", то есть не подозревающего, что Лермонтов, рассказывая историю одной души, еще и испытывает его, читательскую, проницательность, его умение понять современную "басню", не имеющую привычного и в привычном месте находящегося "нравоучения". Но для этого надо забыть все, что разъяснено в Предисловии, во–первых, а во–вторых, вспомнить, как в начале — середине — конце 30–х годов прошлого века вообще читались романы, на что правила и мода того времени обращали преимущественное внимание, где предлагали–советовали искать "ключ" к загаданной романистом "загадке". Смею предположить, что самым важным для образованного читателя той поры был авторский портрет главного героя. Для нас описание внешности персонажа— род иллюстрации, нечто дополнительное, не совсем обязательное. Не так судило тогдашнее общество, воспитанное на безграничном уважении к швейцарскому оракулу Лафатеру, к его "искусству познания людей по чертам лица" (Лафатер рассматривал внешний облик человека, и прежде всего лицо, как своего рода анатомический атлас душевного устройства; каждая внешняя черта, согласно его теории, строго соответствовала черте внутренней).

О Лафатере ходили легенды. Лафатеру посылали портреты и силуэты, дабы маг от психологии описал характеры портретируемых. Наполеон интересовался Лафатером. Об этом сообщали "Санкт–Петербургские ведомости". Мирабо считал его, может быть, самым оригинальным персонажем своего века. Павел Первый, будучи еще "князем Северным", путешествуя по Европе, специально встретился со швейцарцем, чтобы узнать, как он "дошел до этого". По Лафатеру описывал (исследовал) Радищев характеры русских простолюдинов. Убежденным лафатеристом был и Карамзин, полагавший, что никто лучше Лафатера не может объяснить, "что такое человек".

И вот что важно отметить. Увлечение лафатеровской физиогномистикой в России не было привилегией мыслящей элиты. Задолго до серьезных переводов адаптированные извлечения из его трудов были запущены в массовый обиход. Дважды (1809 и 1817) выдержки из поэтической физиогномистики были напечатаны типографией Первого кадетского корпуса [182]. Характерно название, оно же аннотация, этого дешевого и общедоступного пособия по воспитанию:

"Новейший полный и любопытный способ, как узнавать каждого человека свойства, нравы и участь по его сложению, или Опытный физиогном и хиромантик славного Лафатера, прославившегося в сей науке. Открывающий таинственные секреты природы с изъяснением счастия и несчастия человека, и в каком роде жизни оное случиться может, по членам человеческого тела, чертам лица и рук и по прочим признакам…"

Не исключено, кстати, что именно по этому изданию Лермонтов еще подростком познакомился с Лафатером. Первый кадетский корпус в 1804 году окончил отец поэта, Юрий Лермонтов, там же до конца 1811–го служил воспитателем. Вряд ли воспитателя учебного заведения могла миновать книга, изданная своей типографией, — стало быть, прежде всего для своих внутренних нужд. И еще один момент. Именно в данном извлечении из славного Лафатера есть рассуждение о том, что человек с многочисленными пятнами (родинками–бородавками) на лице и теле "многим болезням или несчастиям подвержен"; там же приведено уточнение: "пятна на правой стороне почитаются счастливыми, только на левой — несчастливы".

Судя по воспоминаниям А. Шан–Гирея, а также по акварели, сделанной Лермонтовым, у В. А. Лопухиной, с которой "списана" героиня "Княгини Лиговской" Верочка Р., перешедшая под тем же именем и фамилией в "Героя…", над левой бровью "чернелось маленькое родимое пятно". Штрих житейский. А вот как он аукнулся в "Герое нашего времени". Доктор Вернер, рассказывая Печорину о встрече у колодца с княгиней Верой, отмечает — как особую примету — на правой щеке черную родинку. По ней Григорий Александрович и признает в портрете женщину, которую любил в старину. Узнает именно по родинке, потому что в словесном описании нет ничего узнаваемоиндивидуального: среднего роста, блондинка, с правильными чертами лица, вот только родинка… На наш‑то взгляд, и родинка на щеке не относится к числу запоминающихся особенностей, но это для нас, а для людей той эпохи — "знак судьбы", фатальная, роковая "мета". К тому же Вернер — врач: отметив чахоточный цвет лица хорошенькой незнакомки, он тут же мысленно как бы перепроверяет предварительный диагноз… по общеизвестному справочнику — общедоступной физиогномистике Лафатера!