Дмитрий Сегал - Пути и вехи - русское литературоведение в двадцатом веке

Хочу высказать здесь одно предположение. Мне кажется, что материал древних культур позволяет нам ухватить то тонкое различие, которое имеется между внутренней, потенциальной, имплицитной религиозностью (той, которую в начале этой работы мы назвали также «новой религиозностью»), заложенной в языковых категориях и древних речевых и литературных жанрах, и традиционной религиозностью, религией как таковой. Это различие манифестируется различием между текстом и ритуалом. Последний всегда является локусом религии, и эксплицитная традиционная религиозность без ритуала невозможна. Уход религиозности в текст всегда открывает возможность для перевода религиозных знаков в знаки-символы, знаки, более присущие не обряду, а языковой системе.

Исследования Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова помогли установить, какую наиболее типическую форму обретают языковые знаки, когда они выступают в поэтической функции, соответственно, в функции, близкой религиозной. Это — традиционные приёмы поэтического языка, в том числе и в древних архаических текстах, такие как повтор, параллелизм, выделение значимых позиций в синтагме как путём эмфазы, так и интонационно. Работы Вяч. Вс. Иванова, особенно его статьи, основанные на фундаментальных идеях математика А. Н. Колмогорова, показали, что все эти явления, на самом деле, первоначально присутствуют именно в речи, характерной для обыденного общения в архаических обществах. Более того, исследования Вяч. Вс. Иванова по афазии, которые он проводил в течение десятков лет в сотрудничестве с А. Р. Лурия и его учениками, показали, что немаркированная в стилистическом и коммуникационном плане устная речь характеризуется большим количеством спонтанных звуковых повторов, параллелизмов, даже персевераций в особых отдельных случаях. Соответственно, можно утверждать, что естественная парономасия, или взаимная аттракция одинаково или похоже звучащих слов служит языковой базой для многих известных звуковых, синтаксических, семантических и даже морфологических поэтических приёмов. Естественно, что поэтическая парономасия служит прекрасным инструментом для «узнавания» в тех случаях, когда оно входит в поэтическую задачу текста. Статья Вяч. Вс. Иванова «К семантической типологии производных от числительного «два»» [39] Иванов Вяч. Вс. К семантической типологии производных от числительного «два». В кн.: Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. V. Мифология и фольклор. М.: Знак, 2009. С. 343–351. демонстрирует тесную связь явления паронимической аттракции и связанного с ним явления поэтической этимологии (в основном, здесь можно говорить о пробуждении под влиянием контекста древней архаической этимологии, в обычном узусе уже не ощущаемой) с мотивами смыслового мифологического уровня, такими как близнечество, двойничество, и соответствующими моментами прагматической потребности в узнавании, расподоблении, уподоблении, разделении, слиянии, замещении, соперничестве и проч. Замечательным примером поэтического текста, воплощающего все эти проблемы, может служить, согласно Вяч. Вс. Иванову, первый стих древнеармянского гимна богу Вахагну, сохранившийся в передаче Моисея Хоренского, создателя армянского алфавита: erkner erkin, erkner erkir («В родовых муках было небо, в родовых муках была земля»). Настоящим поэтическим повтором является здесь глагол erkner- «мучиться родами», все остальные слова выстроились в одну поэтическую синтагму на базе паронимической аттракции. Одновременно делается предположение, что все слова этимологически восходят к корню (древнеармянскому) erku «два», который связан со словами, несущими значение «страх», «сомнение», «боль» (как и в других индоевропейских языках, ср. лат. dubius, dubio: duo, нем. Zwei — Zweifeln и т. д.).

В своих обширных исследованиях по этимологии различных фундаментальных понятий, относящихся к пространству, времени, святости, ритуалу, В. Н. Топоров показал огромный религиозный и духовный, а следовательно, и поэтический потенциал подобных слов и словосочетаний в древних и новых индоевропейских языках. Эти исследования, наряду со сравнительно-историческим лингвистическим аспектом, развивают философские перспективы, коренящиеся как в самом материале древних религиозных традиций (например, древнеиндийской Ригведы, или древнеиранской Авесты), так и в идущих от этих корней философских поисках недавнего времени (феноменология, марбургская гносеология и особенно М. Хайдеггер).