Эммануил Райс - «Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...» - Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978)

Пушкин… идея, конечно, замечательная. Но м. б., лучше было бы взяться за нее Вам, если Вы Пушкина достаточно для этого любите. Для того чтобы такая книга была достойна своей судьбы и России — надо чтобы ее автор любил Пушкина больше всей остальной русской литературы, нужна страсть к Пушкину (у Белого она была). Я тут бессилен, ибо и недостаточно его люблю (предпочитаю ему Тютчева, Гоголя, Розанова, Белого, Блока…), и б. м., сам я недостаточно для этого русский. Тут нужна стооднопроцентность — быть чем-то вроде Клюева! Вот Есенин, если бы жил, мог бы написать о Пушкине так, как Вы бы этого хотели.

Но объективно такая книга необходима. Белинский просто неграмотен и «не из той оперы». Теперь же нужен настоящий акмеист. Пушкин все-таки, кажется мне, — не для футуристов.

Будьте пока здоровы. Всегда буду Вас читать с удовольствием и радостью. Не обижайтесь за молчание, за которое, надеюсь, вознаградит личная встреча. Надеюсь, что это письмо застанет Вас в процессе «подъема» и вдохновения.

Ваш Э. Райс

Париж 19-10-55

Дорогой Владимир Федорович.

К сожалению, «Опыты» в Париже не получаются, поэтому не мог увидеть ни Вашей длинной поэмы, ни статьи о поэтах и животных [42] Марков В. О поэтах и о зверях // Опыты. 1955. № 5. С. 68–80. Статья была посвящена животным в стихах С.А. Есенина и В.В. Маяковского. , сюжет которой очень заманчив. В частном разговоре Адамович говорил мне, что Ваши «романсы» из «Нов<���ого> журн<���ала>» понравились ему больше поэмы из «Опытов» — но это все, что я знаю.

Зато Ваш «винегрет» из сборника Яковлева [43] Судя по всему, речь идет об альманахе «Литературный современник» (Мюнхен, 1954), главным редактором которого был Б.А. Яковлев (наст, имя и фам. Николай Александрович Троицкий; р. 1903), директор мюнхенского Института по изучению истории и культуры СССР (в 1950–1955). Марков опубликовал в нем подборку записей и афоризмов: Марков В. Из дневника «нового» эмигранта //Литературный современник: Альманах. Мюнхен, 1954. С. 201–205. оказался очень живым, а во многом так внутренне-близким, что меня прямо тянет Вас за него поблагодарить.

Как хорошо, что Вы вступились за литературную критику! [44] Публикация Маркова в альманахе открывалась записями: «В критике больше нужды, чем в стихах и прозе. <���…> Критика не вторична. Это наивысшее воплощение встречного творческого усилия» (Марков В. Из дневника «нового» эмигранта. С. 201). Наконец! 250 лет ждали мы этого! По-моему, русская литература до тех пор не станет на свое настоящее поприще, не будет тем, чем она должна и может быть, пока у нее не будет достойной этого имени литературной критики. Именно в отсутствии подлинной критики и выражается, главным образом, наша литературная некультурность, неблагоприятность почвы, на которую попадает каждый начинающий писатель, невоспитанность и неподготовленность интеллигентного читателя (не говоря уж о массовом).

А ею все всегда пренебрегали. Или же, что хуже, называли критикой замаскированную публицистику. Вяземский в «Московском телеграфе» было начал критику всерьез и даже блестяще — не говоря о его прекрасном языке, уме, умении формулировать — большинство его оценок выдержали «испытание временем» и даже продолжают поражать своей верностью. То же самое можно сказать и о критике Пушкина (советский сборник «Пушкин критик» [45] По датам и названию можно предположить, что речь идет об издании: Пушкин-критик/ Сост. и примеч. Н.В. Богословского. М.: ГИХЛ, 1950. Сборник впрямь был составлен добротно, поскольку являлся вариантом юбилейного издания: Пушкин-критик: Пушкин о литературе: К столетию со дня гибели А.С. Пушкина. 1837–1937 / Под общ. ред. Л.Б. Каменева; подбор текстов, коммент. и вступ. ст. Н.В. Богословского. М.; Л.: Академия, 1934. , по-моему, старательно составленный) и Кюхельбекера (в «Урании»). Но с концом пушкинской плеяды и с появлением варвара Белинского этому многообещающему началу наступил конец. Началась малограмотная, не очень добросовестная публицистика, в которой Писарев доскакал до «ненужности» поэзии.

Символисты, при свирепом противодействии «общества», воскресили критику. Но ни у Мережковского, ни у Шестова, ни у Белого она не была достаточно «сама собой» — все на поводу разных идей и по их случаю.

Все-таки — не правда ли? — насколько они неизмеримо выше, нужнее, ценнее слюнтяев из «прогрессивных» журналов?!

Настоящая критика была у Брюсова (увы, не всегда очень проницательного), потом у Ходасевича, у Д.П. Мирского и… у Вас! Вы первый и единственный из живых настоящий критик.