Бенедикт Сарнов - Рассказы о литературе

Как видим, между историей маиора Ковалева и историей ученого — героя сказки Андерсена «Тень» — и в самом деле немало общего.

От Ковалева сбежал его собственный нос.

От ученого ушла его собственная тень.

Оба они, и Ковалев и ученый, встречают беглецов, которые «обрели телесность, обзавелись плотью и платьем».

Наконец, и нос в повести Гоголя, и тень в сказке Андерсена «во всех отношениях завоевали себе прочное положение в свете», превратились в «важных особ», сильно обогнав в этом отношении своих бывших хозяев...

Можно было бы согласиться с Вересаевым и считать причудливый сюжет гоголевского «Носа» нелепой прихотью, озорством, гениальной шуткой. Можно было бы даже согласиться с автором той книги, в которой сюжет этой повести Гоголя рассматривался как следствие некоторой ненормальности великого писателя, результат его душевной болезни...

Но вот мы видим, как сходный сюжет, такой же причудливый и странный, родился еще у одного писателя, который не только не был знаком с Гоголем, но вряд ли даже и слышал о нем: в Дании, где жил Андерсен, в ту пору трудно было найти человека, знакомого с русской литературой.

Ну, допустим, одно совпадение — это еще куда ни шло. Это можно объяснить простой случайностью. Однако история о том, как человека покинула его собственная тень, оказывается, была описана в литературе задолго до Андерсена. В 1813 году вышел в свет роман немецкого писателя Адальберта Шамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля». В ней рассказывалось о человеке, который волею обстоятельств лишился своей тени.

О гоголевском «Носе» Андерсен, скорее всего, ничего не знал.

Но роман Шамиссо он безусловно читал. Вандерсеновской сказке на этот счет есть даже прямое указание. Когда тень покинула ученого, пишет Андерсен, «он рассердился, но не столько на то, что пропала тень, а потому, что он знал, что существовал рассказ о человеке без тени, хорошо всем известный на его родине, в холодных странах, и если бы ученый рассказал свою историю, все бы сказали, что он подражает...».

А сто лет спустя после того, как была написана сказка Андерсена, советский писатель Евгений Шварц написал замечательную пьесу «Тень», в основу которой был положен тот же сюжет.

Очевидно, была все-таки какая-то серьезная причина, побудившая разных писателей, живших в разных странах и в разные исторические эпохи, обращаться к одному и тому же сюжету. Иначе нам пришлось бы признать, что среди писателей что-то уж чересчур часто встречаются шутники. Или безумцы. Причем и шутки и безумие у них какие-то подозрительно одинаковые.

Из всех произведений Гоголя только повесть «Нос» казалась загадочной. В других гоголевских книгах («Тарасе Бульбе», «Ревизоре», «Женитьбе», «Мертвых душах») нет ничего особенно загадочного. А вот жил в прошлом веке в Германии такой писатель Эрнст Теодор Амадей Гофман, так у него вообще не было ни одной «нормальной» книги. Буквально в каждом его произведении обязательно происходило что-нибудь настолько невероятное, что с тех пор чуть не всякую книгу, в которой фантастика тесно переплелась с реальностью, называют по имени Гофмана «гофманиадой».

В одной из гофмановских историй происходили, например, такие странные вещи. В ней фигурировал маленький уродливый карлик крошка Цахес по прозванию Циннобер. Этот крохотный уродец обладал удивительной способностью. Если в его присутствии кто-нибудь совершал какой-нибудь замечательный поступок, все окружающие считали, что этот поступок совершил не кто иной, как именно он, крошка Цахес.

Молодой красавец студент Балтазар прочел своей невесте влюбленные стихи, и все присутствующие уверены, что стихи сочинил и прочитал крошка Цахес. Даже невеста Балтазара настолько убеждена в этом, что становится отныне невестой Цахеса.

На университетском экзамене студент блестяще сдает экзамен. Но профессор почему-то поздравляет с великолепным ответом не его, а... крошку Цахеса.

Знаменитый скрипач Сбиокка играет концерт Виотти, а маленький уродливый Цахес сидит в публике, в углу зала. Но едва только Сбиокка положил смычок, как весь зал в едином порыве устроил бешеную овацию... кому бы вы думали? Все тому же крошке Цахесу.

Ну что можно сказать о такой странной истории? Неужели в ней тоже есть какой-то смысл?

Многие современники Гофмана даже и слышать не хотели о том, чтобы отнестись к творчеству этого писателя серьезно. Вальтер Скотт заявил, что сочинения Гофмана — результат белой горячки. Он говорил, что вместо критика к Гофману нужно позвать врача, который прописал бы ему кровопускание, здравый образ мыслей и трезвое поведение. К отзыву Вальтера Скотта присоединился величайший из всех немецких писателей — Гете. Наш Белинский назвал Гофмана «гениальным сумасбродом». Знаменитый французский критик, повторив слова Вальтера Скотта о белой горячке, добавил, что, к сожалению, не Гофман управляет своей белой горячкой, а белая горячка управляет им.