Бенедикт Сарнов - Рассказы о литературе

— Это не она, — сказал сэр Оливер. — Та, настоящая Джульетта, умерла девушкой и притом самым прежалостным образом, какой только можно себе представить.

— Ах, так, — отозвался священник. — Значит, не та. Джульетта, которую я знал, вышла замуж за графа Париса и родила ему восемь детей. Примерная и добродетельная супруга, молодой синьор, дай вам бог такую. Правда, говорили, будто до этого она сходила с ума по какому-то юному шалопаю. Эх, синьор, о чем не болтают люди? Молодость, известно, не рассуждает, и все-то у них сгоряча...

Вы, наверное, уже догадались, что «юный шалопай» — не кто иной, как Ромео.

Да, так оно и есть: по словам священника, на самом деле все было совсем иначе, чем в трагедии Шекспира. Оказывается, Ромео вовсе не убил графа Париса, как о том рассказывает Шекспир, а только ранил. И не был сослан в Мантую, а сам бежал туда, спасаясь от гнева мстителей.

Напрасно англичанин уверяет священника, что он сам все видел собственными глазами: ведь он сидел в театре в первом ряду и точно знает, что Ромео принял яд, а Джульетта закололась. Священник и слушать его не хочет.

Он даже рассержен:

— И что вам в голову лезет! Удивляюсь, кто это пустил подобные сплетни. На самом деле Ромео бежал в Мантую, а бедняжка Джульетта от горя чуть не отравилась. Но между ними ничего не было, просто детская привязанность: да что вы хотите, ей и пятнадцати-то не было. Я все знаю от самого Лоренцо, молодой синьор... После этого Джульетту отвезли к тетке в Безенцано, на поправку. И туда к ней приехал граф Парис — рука его еще была на перевязи. А вы знаете, как оно получается в таких случаях: вспыхнула тут между ними самая горячая любовь. Через три месяца они обвенчались... Вот, синьор, как оно в жизни бывает!

Казалось бы, сэр Оливер, который плакал на представлении трагедии «Ромео и Джульетта», должен быть рад, узнав, что на самом деле все кончилось мирно и славно: ведь, по словам священника, и Ромео в конце концов успокоился, влюбившись в Мантуе в другую девушку.

Но англичанин не радуется. Он огорчен.

— Не сердитесь, падре, — говорит он, — но в той английской пьесе все в тысячу раз прекраснее.

Однако священник никак не может с ним согласиться.

— Прекраснее! — сердито фыркает он. — Не понимаю, что тут прекрасного, когда двое молодых людей расстаются с жизнью. Жалко было бы их, молодой синьор! А я вам скажу — гораздо прекраснее, что Джульетта вышла замуж и родила восьмерых детей, да каких детишек, боже мой, словно картинки!

...Как вы уже поняли, разговор, который мы тут привели, отнюдь не документален. Он заимствован нами из рассказа Карела Чапека, который называется так же, как и трагедия Шекспира: «Ромео и Джульетта».

Создавая своих Ромео и Джульетту, Шекспир пересказывал по-своему старинную легенду. Мы с вами так никогда и не узнаем, как все это было «на самом деле» — как у Шекспира или как у Чапека. Да и было ли вообще.

Однако с тем, что говорит старый священник, так и тянет согласиться. Разве и вправду не было бы гораздо прекраснее, если бы Джульетта не умерла в ранней юности, а прожила долгую жизнь и стала матерью восьмерых детей? И вообще, как можно даже сравнивать, что лучше: счастливый финал или трагическая развязка? Долгая жизнь или ранняя смерть?

Великий английский ученый Чарлз Дарвин уже в самом конце своей долгой жизни, в глубокой старости написал автобиографию. Он назвал ее так: «Воспоминания о развитии моего ума и характера». В одной из глав этих «Воспоминаний» Дарвин признается:

«...В школьные годы я с огромным наслаждением читал Шекспира, особенно его исторические драмы... Но вот уже много лет, как я не могу заставить себя прочитать ни одной стихотворной строки; недавно я пробовал читать Шекспира, но это показалось мне невероятно, до отвращения скучным. С другой стороны, романы, которые являются плодом фантазии, хотя и фантазии не очень высокого порядка, в течение уже многих лет служат мне чудесным источником успокоения и удовольствия, и я часто благословляю всех романистов. Мне прочли вслух необычайное количество романов, и все они нравятся мне, если они более или менее хороши и имеют счастливую развязку, — нужно было бы издать закон, запрещающий романы с печальным концом...»

Вот видите! даже такой серьезный человек, как Дарвин, тоже предпочитал читать книги со счастливым концом.

Зачем же тогда Шекспир написал эту свою повесть, печальнее которой нет на свете? Почему он не пощадил своих юных героев? Зачем позволил он своему Отелло задушить ни в чем не повинную Дездемону? Почему дал умереть гениальному Гамлету и благородной Корделии? Зачем вообще авторы разных книг, как часто говорят о них читатели, «пишут о тяжелом»?