Хосе Ортега-и-Гассет - Анатомия рассеянной души. Древо познания

Ортеге-и-Гассету оказалось достаточно расчленить философским скальпелем одно единственное произведение Пио Барохи, чтобы поставить диагноз целой эпохе. Правда, уже название у этого произведения предельно символическое — «Древо познания», и, анализируя этот роман, Ортега вольно или невольно анализирует всю прошедшую под знаком демонстративного познания историческую эпоху. Но об этом позже.

Для начала Ортега-и-Гассет — безжалостный анатом Пио Барохи как исторического явления. Анатом и терапевт: проведя вивисекцию, Ортега поставил и ему точный (литературоведческий и психологический) диагноз: «имея дело с Пио Барохой, мы не сможем остановиться ни на чем. Это такой организм, весь интерес и своеобразие которого собственно в беспорядке и состоит. Бароха — это и то, и другое, но это ни то, и ни другое. Его сущность — в его распыленности, отсутствие единства заложено в глубине его натуры. Этот человек, которому так много дано, есть, строго говоря, просто нагромождение различных духовных вещей» (40 [7] Здесь и далее цифры в скобках указывают на страницы данного издания. ). Конечно, обнародовать такой диагноз, так сказать, при живом пациенте было не совсем корректно даже из чисто этических соображений (если Хосе Ортега и не был личным другом Пио Барохи, то во всяком случае относился к нему с симпатией), но не только поэтому, а еще и исходя из социально-профессионального статуса обоих.

Хосе Ортега-и-Гассет — все-таки не литературовед и не искусствовед, хотя его литературоведческие и искусствоведческие изыскания обычно бывают глубже, чем самая скрупулезная работа специалистов-ученых. Просто Ортега не стремится полностью проанализировать произведение, что конечно, является минусом для специализированного исследования, но зато никогда не ограничивается его анализом (то есть не ограничивается ни только анализом, ни анализом только этого произведения). Автор — сколь бы сам по себе значителен он ни был — для Ортеги всегда является всего лишь поводом (пусть подчас и очень серьезным) для разговора о вещах еще более значительных.

Таким плодотворным поводом для создания очень своеобразного философского произведения под предварительным названием «Пио Бароха: анатомия рассеянной души» и оказался заглавный автор, один из лидеров поколения 98 года, поколения осуществившего духовный переворот в испанском обществе начала двадцатого века. Ортега, который и сам рассматривается некоторыми историками как младший брат этой небольшой семьи духовных реформаторов [8] См. об этом, например, в одном из последних исследований: Cacho Viu. Ortega у el espíritu del 98 // Repensar el noventa y ocho. Madrid, 1997. — P. 130. , выбрал Бароху в качестве типичного представителя поколения. Непосредственным стимулом для начала работы оказался выход из печати в конце 1911 года «Древа познания», одного из лучших романов испанского писателя, к тому времени уже знаменитого. И всю первую часть своего труда Ортега посвятил подробному анализу этой книги, не забывая, впрочем, и о других произведениях из «двадцати томов Барохи» (53), которые, кстати, по мысли философа, и являются непосредственной данностью современной им обоим Испании. И тем не менее Ортега-и-Гассет пришел к выводу, что Бароха как романист потерпел полную неудачу. Правда для окончательного доказательства этого Ортеге пришлось рассмотреть ни больше, ни меньше как генезис всего романного жанра в разделе под названием «Agonía de la novela» [9] Что было бы слишком поспешно переводить как «гибель романа» или «агония романа», сам Ортега позже назвал этот отрывок «кратким трактатом о романе» и включил в «Размышления о Дон Кихоте» в качестве «Размышления первого», оказавшегося, впрочем, и последним. «Размышления…» вышли в свет практически одновременно с началом Первой мировой войны, что, скорее всего, сказалось на их судьбе. Они остались почти совсем незамеченными читателями и не продолженными автором. Так что «Agonía de la novela», на мой взгляд, гораздо органичней смотрится в «Анатомии рассеянной души», чем в «Размышлениях о Дон Кихоте». Дон Кихот там привлекает к себе не больше внимания, чем Пио Бароха в целом «Анатомии…». Это, конечно, не случайный повод, но и не собственно предмет рассмотрения. .

Но, судя по всему, после завершения этого труда Ортега почувствовал (пусть и относительную) несправедливость подхода к старшему духовному брату как к поводу для развития собственных историософских идей. Да и резко отрицательно оценивать труды писателя [10] Уже на первых стадиях своего анализа Ортега предполагает, что у него «не будет иного выхода, как с сожалением согласиться с требованием исключить Бароху из числа романистов». Конечно, требование это исходило от самого философа, — больше не от кого. Оно изначально было обставлено условиями, то есть сразу представлялось Ортеге не вполне абсолютным. критик тоже, вероятно, не хотел. В конце «Анатомии рассеянной души» Ортега-и-Гассет пытался смягчить суровый приговор произведениям Пио Барохи, сделанный в первой части работы, открыть перспективы автору, стимулировать его движение в правильном, в понимании Ортеги, направлении. Приговор, действительно, был суров, но при том справедлив лишь в очень большом времени, с точки зрения практически абсолютных критериев (выдвинутых с юношеским максимализмом испанским философом) и для писательского труда, и для социального развития. С точки зрения общественного сознания Испании десятых годов прошлого века, назвать «Древо познания» провалом художника [11] Сам Пио Бароха считал этот роман одним из самых удачных своих произведений, а специалисты и сейчас признают, что «Древо познания» пользуется наибольшей популярностью читателей. Конкурировать с ним в этом отношении может только роман «Искания» («La busca»), первая часть трилогии «Борьба за жизнь» («La lucha por la vida»). См. об этом, например: Guía de Pío Baroja. El mundo barojiano. Madrid. 1987. — P. 94; Alarcos Llorach, Eusebio. Anatomía de «La lucha por la vida», Oviedo, 1973. скорее похоже на детскую выходку, чем на суждение серьезного, пусть и несколько экстравагантного критика, каким представал Ортега в периодике того времени. У него просто еще не было имиджа философа хотя бы общенационального масштаба для того, чтобы иметь право на подобные оценочные обобщения. Бароха же к одиннадцатому году — уже признанный мэтр целого поколения, обозначенного в истории испанской культуры цифрой 98. А критиковать мэтра идеологической революции начинающему философу, в целом эту революцию горячо поддерживающему, было не очень-то удобно…