Борис Соколов - Гоголь

И проснулся.

Гоголь проснулся, но это было не пробуждение в день, а переход в другие потайные круги своего заповедного судьбой сна, в тот круг, где он увидит тайну своего преступления — кровавую слезу панночки, и тот круг, где откроется тайна крови — „Страшная месть“. Погружаясь в пропастные пространства памяти, он слышит, как глухо шумят и отдаются удары — удар за ударом — мгновенно пробудившихся волн Днепра».

В какой-то мере, говоря словами Андрея Белого из предисловия к книге о Гоголе, данная энциклопедия — это «сплетенье цитат, иногда их ракурсов», цитат из текстов Гоголя и текстов о Гоголе. В разные эпохи одни и те же слова звучат по-разному.

Данная энциклопедия представляет собой наиболее полный (в одном томе) свод документов и материалов о жизни и творчестве Николая Васильевича Гоголя. За полтора века, прошедшие со времени его кончины, появилось великое множество работ, в которых со всех сторон разбирается жизнь и творчество писателя. Гоголевским произведениям и персонажам даны уже, кажется, все мыслимые и немыслимые интерпретации. Неслучайно уже во второй половине XX века исследователи-гоголеведы стали зримо повторять мысли своих предшественников. Новые прочтения гоголевских текстов и истолкования его жизненного пути оказываются связаны с новейшими гуманитарными теориями, будь то различные версии психоанализа или бахтинская карнавализация. Все эти теории интересны сами по себе, но к собственно гоголевским замыслам не имеют никакого отношения. Здесь гоголевские образы выступают лишь в качестве примеров, подтверждающих правильность этих в принципе не фальсифицируемых теорий, способных объяснить любое художественное произведение. Вместо Гоголя может быть Достоевский или Пушкин, Данте или Рабле, суть от этого не меняется. Психоаналитические интерпретации сами становятся хорошей основой для литературных или философских произведений, но для интерпретации таковых они практически бесполезны. Поэтому задачу настоящей энциклопедии я вижу не в том, чтобы дать какую-то оригинальную трактовку образов Гоголя и событий его биографии, а в том, чтобы собрать воедино наиболее интересные и яркие суждения и факты, все богатство и разнообразие существующих мнений. Это поможет читателю представить себе Гоголя во всей его широте и противоречивости и составить свое мнение об авторе «Ревизора» и «Мертвых душ», выбрать для себя своего Гоголя. Собственные же свои комментарии и наблюдения я сознательно свел к минимуму, выполнив их в жанре заметок на полях.

Приношу самую искреннюю благодарность моим друзьям Сергею Бабаяну, Андрею Мартынову, Николаю Руденскому и Владимиру Сорокину. Без их помощи советом и материалами эта книга вряд ли была бы написана.

эссе, написанное Гоголем летом 1847 г. Он рассчитывал включить А. и. в новое издание «Выбранных мест из переписки с друзьями» в качестве приложения в виде отдельной брошюры. Впервые опубликовано: Сочинения Н. В. Гоголя, найденные после его смерти. М., 1855. Название «Авторская исповедь» было дано публикатором С. П. Шевыревым. Некоторые из друзей писателя прочли А. и. еще в рукописи. С. Т. Аксаков писал С. П. Шевыреву по поводу этого произведения 19 ноября 1852 г.: «Она непосредственно относится ко мне… Я нашел в ней полный ответ на каждое слово моих укорительных писем».

29 мая (10 июня) 1847 г. Гоголь из Франкфурта-на-Майне писал об А. и. П. А. Плетневу: «…Хорошо бы нам хотя половиною мыслей стремиться жить в иной, обетованной истинно стране. Блажен, кто живет на этой земле, как владелец, который купил уже себе имение в другой губернии, отправил туды все свои пожитки и сундуки и сам остался налегке, готовый пуститься вслед за ними. Его не в силах смутить тогда никакая земная скорбь и огорченья от всякого мелкого дрязга жизни… Путь мой, слава Богу, тверд… дорога моя всё одна и та же. Она трудна, это правда, скользка и не раз уже я уставал, но Сила Святая, о нас заботящаяся, воздвигала меня вновь и становила еще крепче на ноги. Даже и то, что казалось прежде как бы воздвигавшимся впоперек пути, служило к ускоренью шагов, а потому во всем следует довериться Провиденью и молиться.

Очень понимаю, что некоторых истинно доброжелательных мне друзей — в том числе, может быть, и самого тебя — несколько смущает некоторая многосторонность, выражающаяся в моей книге, и как бы желанье заниматься многим наместо одного. Для этого-то я готовлю теперь небольшую книжечку, в которой хочу, сколько возможно яснее, изобразить повесть моего писательства, то есть в виде ответа на утвердившееся, неизвестно почему, мнение, что я возгнушался искусством, почел его низким, бесполезным и тому подобное. В нем скажу, чем я почитаю искусство, что я хотел сделать с данным мне на долю искусством, развивал ли я, точно, самого себя из данных мне материалов или хитрил и хотел переломить свое направление, — ясно, сколько возможно ясно, чтобы и не литератор мог видеть, я ли виновен в недеятельности или Тот, Кто располагает всем и против Кого идти трудно человеку. Мне чувствуется, что мы здесь сойдемся с тобой душа в душу относительно дела литературы. Молю только Бога, чтобы Он дал мне силы изложить все просто и правдиво. Оно разрешит тогда и тебе самому некоторые недоразумения насчет меня, которые все-таки должны в тебе еще оставаться. Покамест это да будет еще между нами. Книжечка может выходом своим устремить вниманье на перечтенье „Переписки с друзьями“ в исправленном и пополненном издании. А поэтому, пожалуйста, перешли мне не медля статьи, снабженные вашими замечаньями, для переделки, адресуя во Франкфурт, на имя посольства».