Вы простите меня, ради бога, я не мог на это не отреагировать. Просто я так часто слышу, когда человеку четырех лет, Колюшке, Коленьке говорят «Николай!» таким голосом, что сразу хочется вдавить голову в плечи. Знаете, мы же в этот момент переводим наши отношения в разряд статусных. И это из нас лезет (когда я говорю «из нас», то не лукавлю: и из меня лезет, и из вас лезет, из наших родителей лезло).
А от всего ли надо получать результат? Можем ли мы получить результат в середине? Бросить — является ли это результатом? Предположим, ребенок в четыре года говорит: «Мама, я хочу пойти на рисование». Прекрасная мама ведет его на рисование, а в следующий раз или через пару недель он говорит: «Мам, теперь я хочу петь, а на рисование не хочу». Что в этот момент происходит? Естественный порыв большинства родителей (да и мой тоже, поверьте мне) — сказать что-то типа: «Ну как же так, ведь если ты бросишь рисование, ты никогда не научишься доводить дело до конца» или «Знаешь что, мы за рисование заплатили, это было твое решение, вот будешь теперь рисовать всю жизнь!» Но если мы с вами остановимся и подумаем, то поймем, что таким образом учим его чему-то другому. Мы учим его подчиняться воле сильного, то есть нам с вами, и махнуть рукой на собственные желания. Что же делать? Пускай идет на пение! Это же чудесно. Наша родительская роль заключается в том, чтобы помочь ему понять, почему он совершает такой выбор. Что не так в кружке по рисованию? Он просто сболтнул, увидев, как кто-то рисует, а его к этому не тянуло — это одно. Учительница, которая его обижает, — это другое. Неумение преподавателя сделать так, чтобы у него получалось, чтобы он достигал каких-то результатов, — это третье. А если он вдруг спел в душе и понял, что хочет этого больше всего на свете, даже в ущерб рисованию, — это четвертое. В этот момент, друзья, человек учится выбирать. Не бросать, а выбирать. Как мы учились есть ложкой? Мы смотрели на других и повторяли. Как научиться выбирать? Ответ очевиден — делать выбор. И наша задача — не махнуть на ребенка рукой и не потакать всем его прихотям. А быть рядом с ним, поддерживать его, помогать ему, объяснять, как делать выбор и как устроена жизнь. В этом заключается наша роль.
Теперь вынужден вас огорчить. Потому что, вообще-то, вы перечисляете признаки, по которым математика ее не очень интересует. Или она не знает толком, что ее интересует. Вся история про профориентацию — это история общественно-понятная, правда же? На самом деле государству или обществу очень удобно, если в четырнадцать-пятнадцать лет человек знает, кем будет. Но если мы с вами подумаем (сейчас я вас чуть-чуть запутаю), то отчасти нормально, если подросток не знает, кем хочет стать. И когда он говорит: «Хочу попробовать это и это» — звучит немножко страшно, это правда. Не произошло ли в вашей семье случайно следующее: когда она сказала, что хочет быть экономистом, хочет в Высшую школу экономики, это не было окончательным решением? Имеет ли она на это право? Конечно. Ей же было четырнадцать лет. Этот возраст как раз и характеризуется тем, что в пятнадцать она может захотеть стать актрисой, в шестнадцать — космонавтом, в семнадцать, как и в семь лет, — продавцом мороженого. Лучшее, что вы можете для нее сделать, — отступить, выдохнуть и поболтать с ней на эту тему. Если ее судьба быть экономистом, то она все равно придет к этому и поступит в Высшую школу экономики. Но история, которую вы описываете, звучит так, будто она немного устала от напряжения, от ответственности, которая непонятно откуда на нее свалилась. Понимаете, о чем я, Андрей?
Да.
Человек не обязан в пятнадцать-шестнадцать лет раз и навсегда выбрать свою дорожку. И если у вашей девочки в шестнадцать лет еще есть возможность поимпровизировать, то, может, пусть поимпровизирует?
Да, но я-то ее не заставляю и не подталкиваю. Она не экономист по натуре.
Не заставляете, но при этом говорите: «Татьяна, что мы будем с этим делать?»
Нет. Татьяна у нас будущий директор. Просто у нее сейчас состояние такое. На фоне всего этого она иногда хамит маме, потом извиняется.
Это еще одна тема, более сложная, но я рискну предположить, что первое может быть связано со вторым. Возможно, такое напряжение она испытывает из-за свалившейся на нее ответственности. На маму, безусловно, срываться нельзя. Вы уже слышали мою позицию. Я считаю, что близкие люди не должны хамить друг другу. Я ее не оправдываю и никого не оправдываю в этой ситуации, но я понимаю, что это может быть связано с огромным внутренним напряжением. Поэтому сядьте и поболтайте: «Танюня, я чувствую, что тебе тяжело. Может, я чем-то могу тебе помочь?» Вот так, в таком тоне. Желаю вам настоящей-пренастоящей удачи!
Читать дальше