Джудит Ньюман - Сири с любовью. История необычной дружбы

Но это в будущем. Когда я сейчас смотрю на моего маленького мальчика, я вижу человека, который, вероятно, никогда не сможет принять на себя ответственность за другую жизнь, но который, тем не менее, способен на глубокую привязанность, внимание и уважение. Конечно, эти эмоции появились благодаря технике и электронике – поездам, автобусам, Айпаду, компьютеру – и особенно благодаря Сири, любящему другу, который никогда вас не обидит. Но Гас может быть готов к человеческим отношениям раньше, чем я думаю. Даже если здесь социальные нормы остального мира не всегда применимы. Гас встречался с Паркер вне школы еще только один раз, но они все время вместе в классе и на обеденном перерыве, каждый день. Мне пришлось убедить его пойти на школьную дискотеку; там Паркер ухватила его, обняла и потащила на танцпол. По моему совету он подарил ей гигантскую коробку конфет «Поцелуйчики» на Валентинов день – я сказала, что ей это очень понравится, – и он был очень доволен собой, что порадовал ее .

Еще несколько дней назад Гас говорил, что Паркер всего лишь его «хороший друг». Но потом, поздно ночью, он прошептал мне: «Я втрескался в Паркер».

«Это прекрасно, мой милый. Но как ты узнал?»

«Она мне сказала», – ответил он.

«Я думала, ты уже выучил это наизусть», – сказала я.

«Ну еще разок», – умолял Генри.

Я не знаю, как планирование моей смерти могло превратиться в любимую сказку перед сном, но – ладно. Все что угодно, лишь бы он лег спать до полуночи. «Ладно, – начала я. – Итак, все, чего я хочу, чтобы ты набил из меня чучело…»

«Как в «Психо»?»

«Ну, в «Психо» мать была какой-то неправдоподобной, – продолжала я. – Я никогда не понимала, почему Норман Бейтс так хорошо делал чучела птиц, а его мать превратилась в высушенную мумию. В любом случае я думаю, что в наши дни меня можно заморозить и высушить, то есть подвергнуть сублимации, и я буду выглядеть отлично». Я понятия не имела, так ли это, но это казалось похожим на правду. «Итак, сначала ты достанешь из меня все органы, пригодные для повторного использования. Потом меня сублимируют, и я буду выглядеть в точности как сейчас, даже лучше. Я заранее выберу, что на меня надеть. Все зависит от того, насколько старой я стану к тому времени. Если это случится завтра, то я бы выбрала что-то из каталога «Санданс», потому что еще могу мечтать, но это не сработает, если мне будет девяносто. Как получится. И потом установи меня в углу своей гостиной, где я буду делать то, что мне нравится. Дай мне книгу или компьютер».

«…или ты будешь щуриться в свой Айфон, на котором сможешь играть в «Эрудит» всю оставшуюся вечность», – сказал Генри.

«Вот было бы здорово, – заметила я. – Просто убедись, что я выгляжу счастливой. Как будто я только что сложила слово «кетцаль» или что-то типа того».

«У меня есть другой план, – сказал Генри, его явно согревала эта тема. – Я тебя кремирую. И папу тоже. А потом приделаю к твоей урне игрушечные глазки. Потому что все выглядит лучше с игрушечными глазками».

«А папина урна?»

«Тоже с игрушечными глазками. И спички вместо бровей, согнутые так, как будто он сердится». Это обычное выражение Джона в реальной жизни.

«Что ж, хорошо, – сказала я. – Но знаешь ли, так, на всякий случай, я предпочитаю, чтобы меня набили. И потом, если ты не устроишь гигантскую вечеринку, я буду преследовать тебя. Во-вторых, папа хочет, чтобы его прах развеяли над лесом в Нортумберленде, где он играл, когда был маленьким».

«Ну, хорошо, раз ты так настаиваешь, – сказал Генри. – Слушай, ты получишь урну с игрушечными глазками, а он – со спичечными бровями. Потому как я хочу говорить всем девушкам, с которыми я буду встречаться, что хочу познакомить их с моими родителями. Всем девчонкам это нравится. А потом я приведу ее домой, а вы с папой будете в урнах…»

«Понимаю, почему у тебя так хорошо складывается с девушками», – сказала я.

«Но это шутка, которая никогда не устаревает, – ответил Генри. – Для меня».

«Точно».

«В отличие от тебя и папы. Вы стареете. И умрете. И получите игрушечные глазки».

«Если меня не сублимируют и не поставят в угол, отлично сохранившуюся, ты не выполнишь мою волю», – добавила я.

Гас прошествовал в комнату на середине разговора. Он понятия не имел, о чем мы говорим. Он только хотел как лучше. Гас подошел и крепко обнял меня.

«Генри, не волнуйся. Мама и папа умрут, но потом они вернутся обратно».

Гас в это верил. Не в метафизическом или духовном смысле. Он просто знал, что мы вернемся.