Джудит Ньюман - Сири с любовью. История необычной дружбы

«У вашего сына есть актерские способности?» – спросила она.

«Вообще никаких, – ответила я. – Но он отлично умеет смотреть прямо перед собой и не улыбаться».

«Отлично, мы его нанимаем», – сказала она.

Так что я потратила премиальные мили на полет в Лос-Анджелес, и Генри смог встретиться с Самбергом. И я испытала материнскую гордость: Генри выглядел великолепно в отличном черном костюме, мокасинах от «Dolce & Gabbana», черных очках и с поддельным цэрэушным наушником. Генри даже получал удовольствие, когда вокруг него суетился стилист, или, скажем так, получал удовольствие, насколько позволяла его мрачная натура.

Для Генри проблема заключалась в том, что в каждый момент времени я могла сделать что-то, над чем потом хихикали все люди в комнате. Например, сказать ему, как хорошо он выглядит. Или просить у Самберга автограф. Или сфотографировать обворожительную девушку из группы поддержки, которая ему так понравилась. Ладно, может быть, я и делала все это. Может быть, он внутри обмирал. Но: это же на память!

У меня дух захватывало, что кто-то в этом мире считает меня «сорвавшейся с катушек». Я имею в виду, сорвавшейся с катушек, как Эмили Диксон. Но, по мнению Генри, я почти что схватила Энди Самберга в охапку и целовалась с ним прямо на капоте «Хаммера». И все это только потому, что один раз, всего один раз, я пропела по буквам «Уай-эм-си-эй», когда автобус Самберга въезжал в лагерь. Я серьезно, если вы сами родом из 70-х, вы что, так не сделали бы?

Вот вам маленький грязный секрет из жизни родителей: заставить вашего ребенка съеживаться от стыда – самое большое удовольствие. Да, иногда можно смутить кого-то не намеренно. Моя мама была врачом, и она верила, что все медицинские подробности представляют огромный интерес. Возможно, поэтому она обожала потчевать моих друзей историями о том, с каким трудом она меня рожала, а потом порывалась продемонстрировать свой шрам от кесарева сечения. Но, как правило, мы, родители, знаем, что делаем. Смущение – это мышца, которая управляется юмором. В телепрограмме «Развлечение сегодня вечером» Мишель Обама однажды заметила: «Мы с Бараком получаем огромное удовольствие, вгоняя в краску наших детей. Мы угрожаем им. Иногда вы можете наблюдать, как я шепчу им в присутствии большого количества людей: «Сядь прямо, или я заставлю тебя краснеть. Я буду танцевать».

Смущение лучше всего действует на молодых людей, скажем, от двенадцати до восемнадцати лет. Генри обычно не любит сообщать мне в СМС, что он куда-то приехал или откуда-то уехал. Как-то он собирался на вечерний бейсбольный матч с приятелем, я сказала: если он не позвонит в назначенное время, я найду номер отдела объявлений стадиона, и он услышит по громкой связи: «Мама Генри Сноудона просит его позвонить домой».

Через пару лет этот прием может уже не сработать. Но Генри всего четырнадцать, и у меня еще есть время, чтобы наслаждаться своим всевластием. Может быть, я бы действительно обзавелась номером отдела рекламы. И позвонила бы. Все возможно. Страшные намерения. Генри все еще верит в это. Как в те времена, когда ему было шесть и он спросил меня, откуда прилетают крылышки «Баффало». Хм. Что ж, если мама говорит, что они могут летать, значит, они точно могут летать.

К чести Генри, нужно сказать, что существенную часть своей жизни он тратит на то, чтобы, в свою очередь, смущать меня. Я храню записку от любимой учительницы Генри, мисс Валь, которую я считала Самой Терпеливой Женщиной в Мире. Вот что она написала: «Привет! Генри отказался произнести Клятву верности на репетиции церемонии окончания пятого класса. Он сказал, что не согласен с Америкой и что его отец – социалист. Я объяснила, что если он принесет записку из дома, я могу освободить его от этого, но я все же склоняюсь к мысли, что Генри следует участвовать и произнести эти слова. Ваше мнение?»

Когда вас кто-то или что-то смущает, это кажется ужасно неприятным, но, как и в отношении других неприятных вещей, мы всегда будем полагать смущение важной чертой человеческого существа. Если вы смущаетесь, значит, вы понимаете определенные завуалированные социальные правила. Вы знаете, что они нарушаются. В четырнадцать лет чрезмерная реакция на поведение других людей означает, что вы учитесь, мало-помалу, управлять самим собой.

Но что делать, если у вас есть ребенок, которого вы не можете смутить – и который не понимает, когда он смущает вас? Что тогда? Ничто не заставит вас так трезво оценить свою способность смущаться, как ребенок, которому понимание стыда недоступно.