Елена Макарова - Движение образует форму

Потом я взялась за Карла Швенка — режиссера и актера терезинского кабаре. Эта история завершилась дурацким кукольным спектаклем в Праге и полуторачасовым документальным фильмом, тоже не из лучших. Но зато во время съемок фильма о Швенке меня нашла американская продюсерша Регина. Она решила снять фильм о Фридл. Эврика, у нас же есть сценарий по-английски! Я послала ей сценарий, на сей раз расходы на пересылку меня не удручили. Регина прибыла в Прагу со мной знакомиться, у нее было лошадиное лицо и походка балерины. Открыла лэптоп, файл «Фридл». Молодая, но уже бывшая балерина, создавшая хореографическую композицию на тему рисунков из концлагеря, как оказалось, не умела обращаться с компьютером и взяла его с собой для понта. Она сказала мне, что в сценарии много незначительных деталей — скажем, памятник Яну Гусу. Я отвела ее на Староместскую площадь, чтобы она своими глазами увидела эту незначительную деталь. Со сценарием ничего не вышло, зато вышло с выставкой и каталогом.

Фридл перевезла нас в Израиль: мемориал Яд Вашем решил сделать ее выставку, под это дело мне удалось взять с собой мужа и детей. И мы остались в Иерусалиме не на полгода, как Барсуков, а на целых двадцать лет. Из Израиля Фридл посредством Регины отправила меня в Лос-Анджелес, где находился центр Визенталя, а в нем — сотня ее терезинских работ, которые центр приобрел у частного лица. Новый виток исследований.

Барбара Стрейзанд наверняка не видела нашего сценария, зато я видела продюсера Мадонны, и он обещал содействие. Как потом объяснила Регина, речь шла не о фильме, а о поисках финансов на выставочный проект. Регина, как выяснилось, в то время занималась развозкой капуччино, но, как героиня американских фильмов, искала свою звезду. И нашла. Она стала продюсером международного выставочного проекта и даже соавтором книги, которой никогда не писала. Такую вот девушку наслала на меня Фридл, дабы мне удалось собрать ее историю в единое целое. И я бы никогда не смогла написать роман, если бы не произвела ту первоначальную сборку.

Семинар в Милане завершился полтора месяца тому назад. А я все кружусь и кружусь вокруг остывающего кратера. Что за породы извергнул он из своих недр? Когда я успела написать эти двести страниц?

— спрашивает Мераб и отвечает: — Бытие неделимо… Ни в каком разрезе бытия нет ничего такого, что не самим бытием порождалось бы, что порождалось бы потоком или стихийно…»

«Что значит бытие — в отличие от потока?

Образ собранности.

«Пребывание над потоком времени и потоком действий и сцеплений действий, как бы простершись над этим потоком. И если есть такое пребывание и простирание, то и сама жизнь (или поток) организуется иначе. Наша жизнь, разумеется, никогда не может быть полностью бытием, но она может быть жизнью, проживаемой в свете бытия».

Пребывание и простирание над потоком происходит в свете бытия.

Но есть и другой поток, который уносит в небытие, во тьму. О нем пишет Фридл:

«Часто — в том числе и сейчас — я чувствую себя как человек, унесенный диким потоком (я знаю, что умею плавать), и на секунду, уцепившись за ветку, или встав на камень, или даже доплыв до места без водоворотов, я могу высунуть рот из воды и что-то крикнуть другим пловцам.

Наверное, я когда-нибудь утону, и мой голос не достигнет стоящих на берегу. Но в этот момент, когда я взываю к тебе, я не строю никаких планов наперед».

Мне кажется, я услышала голос Фридл, стоя на другом берегу. И то главное, что она хотела сообщить, сумела донести до «других пловцов».

Увидеть невидимое через видимое — так, говоря словами Мераба и древних греков, я бы обозначила свое кредо. Наверное, поэтому я и выбрала в качестве инструмента изобразительное искусство. По той же причине я сторонюсь психологии, которая занята анализом личности, ее поведенческими особенностями и неизжитыми комплексами.

На все вопросы я пытаюсь найти ответ на месте, сейчас же. Боязнь чистого листа — попробуем справиться. Не факт, что справимся, но сделаем ее очевидной. «Искусство не воспроизводит видимое — оно делает видимым» , — говорил Клее. Когда нечто, спрятанное вглубь, становится очевидным, начинается совсем другая история. Как она будет развиваться после семинара, я, скорее всего, не узнаю.