Елена Макарова - Движение образует форму

Опять совещание. Теперь по поводу ящиков. Поступило сообщение, что на территорию завозятся ящики. Для чего?

Объясняю.

— Кто за них платит?

— Никто. Завод в лице директора господина Махачека отдает нам их бесплатно. Кроме того, их возят на заводской машине и устанавливают на месте, тоже бесплатно.

— Тогда все в порядке, — говорит директор мемориала. — В чем проблема?

Подчиненные пожимают плечами. Вроде ни в чем.

Главный оформитель стучит на нас начальству. Слишком уж вольно мы себя ведем, игнорируем все его советы.

— Нам нужна физическая помощь, а не советы. Все чертежи у вас на столе.

Два дня с рассвета до заката Маня с рабочими воздвигали ящичные стены «квартиры» и «чертежного зала». Какие-то ящики пришлось заменять, не тот формат; рабочие ездили взад-вперед на открытом грузовичке с подъемником, отвозили одно, привозили другое. Плотник Ярда принес специальные подпорки, с помощью которых он выровняет секции. Пол неровный, стены неровные, а ящики должны стоять прямо.

Ярда никогда не сидит; по-моему, он не знает о существовании такой позы. Измерил расстояние между секциями, где будет дверь, еще что-то измерил, записал в блокнот. В синем халате много карманов, и в одном из них всегда что-то припасено для Мани. Пряник, конфетка. Он ее уважает — «файна голка», то бишь хорошая девчонка, «вельми хытры а ма златэ руце» — очень умная и руки золотые.

Руки на самом деле черные. И у Мани, и у меня. И в ноздрях черно. Так хочется в душ, отмыться от грязи. Зато красота! Стены покрашены, Франта-график привез на пробу цветные распечатки «Пива и раков» и «Красных наездников» — такие у нас будут «обои» на двух участках стены. Эти эскизы киновского пром-дизайна, скорее всего, предназначались для салфеток или упаковочной бумаги. Приложили к стене — смотрится.

С Франтой мы работали над Бединой выставкой и чешским каталогом. Огромный, с всклокоченной седой гривой, быстрый как молния, он легко управляется с тяжелыми прессами и печатными машинами. Смешно смотреть, как он тычет большущими пальцами в клавиши лэптопа. Не его формат. Однако именно за лэптопом мы и проводим с ним эти дни.

Тексты на трех языках — самая трудоемкая работа. Особенно на этой выставке, где так тесно переплетены искусство и литература.

Название выставки: Франц Петер Кин (1919–1944). Думаю, люблю, ненавижу в цветах и в формах.

Тексты на ящиках. Автобиография (первый зал, первая стена)

«Я родился 1 января 1919 года в Варнсдорфе. Посещал реальную школу в Брно. Аттестат с отличием плюс особая похвала по трем предметам. Шесть семестров Академии в Праге. В прошлом году одна картина куплена министерством образования. Одновременно я посещал чешский киносеминар, где выучился на сценариста, и Официну Прапензис (частное училище книжной графики в Праге. — Е. М.) . Последние политические события ставят под вопрос мое развитие как художника».

На этом и обрывается автобиография, начертанная на оборотной стороне альбома для набросков. 1939 год. Через пять лет история выставит в его биографии последнюю дату. Незадолго до этого, в минуту отчаяния, Кин напишет любимой женщине: «Как слепые у Брейгеля погружаются в трясину, следуя за слепым поводырем, точно так же тонут в дерьме все мои надежды, планы и виды на будущее, невозможно это остановить. Мне 25 лет, я восемь лет учился, но так и не постиг смысла этой простой профессии. Неудача, которая постигает художника в его высоких намерениях, прибавляет ему чести; увы, в моем случае это не так. <���…> Я слишком поздно научился применять верные методы работы в живописи, не под силу мне реализовать это знание в нынешних обстоятельствах… Нет, это просто невозможно». (Из письма к Хельге Вольфенштейн, Терезин, 1944 год).

— Убери слова из статьи, — говорит Франта. — Тогда вторая часть будет во втором зале. Со слов «Как слепые у Брейгеля…». Сорок четвертый год, Терезин. Все правильно.

Франта был влюблен в прошлую выставку и теперь влюблен в эту. Его вдохновляет идея с ящиками и текстами, вытисненными на рейках. Тексты изготовляются по шаблонам. Сначала дизайн и печать, потом нанесение полос на деревянные рейки, прокраска белым, снятие негативного слоя типографской бумаги, проверка, все ли буквы на месте, чистка (иногда краска остается внутри буквы, острым ножичком все это убирается) — полно работы! Местный оформитель склонял нас к ленивому пути — отпечатать все на прозрачной бумаге и наклеить на дерево. Маня сказала твердое «нет».