Елена Макарова - Движение образует форму

Подумайте: ведь, танцуя, вы рисуете своим телом в воздухе разные фигуры.

Отдышитесь и возьмите в руки уголь. Попробуйте перенести эти ощущения на бумагу. Делайте это синхронно со звучанием музыки. Не до, не после — только вместе с музыкой. Сколько длится музыка, столько и рисуйте.

К этому упражнению полезно возвращаться. Оно помогает высвободить руку настолько, чтобы та двигалась за углем, чтобы он вел руку, а не рука — его.

Если вы можете нарисовать точку и линию, вы можете все!

Я прохожу мимо огромной полукруглой казармы, единственной в своем роде. В этом помещении под названием «Судеты» содержались мужчины, прибывшие в гетто двумя «рабочими транспортами» в ноябре и декабре 1941 года, чтобы подготовить город к прибытию сотни тысяч евреев. Они, разумеется, не знали, сколько прибудет и сколько, увы, отбудет.

На этой же улице, но по другую сторону жили так называемые евреи-проминенты — те, кто отличился в Первой мировой войне или имел другие заслуги перед рейхом. В основном это были люди пожилые.

Мальчишки играют в войну. На скамейке перед этим самым домом разложены на подстилке игрушечные кортики, пистолеты, танки и бронетранспортеры. Спрашиваю их: «А где враг?» Смотрят по сторонам, растерянно пожимают плечами.

Из дневника Евгении Физдель:

«Сегодня страшный день — приехали в Терезин. Как передать все, что пережито за эти часы? Победа! Ликующая Чехословакия, объятия, поцелуи, цветы, танцы на улицах…

Мы въехали в крепостные ворота. Машина остановилась. Навстречу нам двигалась процессия живых трупов. Дети, взрослые, старики. Кто шел, кто полз на четвереньках. Один старик обхватил колесо нашей машины, целовал его и кричал: «Хайль Сталин!»

Разместили госпиталь в Судетских казармах. Наше помещение на втором этаже, очевидно, здесь прежде была канцелярия. Много пустых металлических шкафов. Мы кладем их на пол. Так и будем спать — на металлических шкафах. Поступление больных начнется завтра. Сидим на своих новых «кроватях», молчим онемело. Казалось бы, после всего, что мы, врачи, пережили на фронте, нас ничем не проймешь. Мы чудом остались живы, мы молоды, мы хотим жить! Но ведь и эти живые трупы хотят жить… Сумасшедший блеск глаз из черепов, обтянутых кожей. На войне мы такого не видели. Что предстоит нам завтра?!

Пожилая женщина, одетая с иголочки, аккуратно причесанная, прихрамывая, выходит из лифта еврейского общинного центра в Марьиной Роще. Здесь проходит выставка «Да будет жизнь! Театр в Терезине, 1942–1945».

Евгении Адольфовне, понятно, не довелось увидеть в Терезине ни одной театральной постановки. Но Терезин она помнит. Она даже дневник там вела. Слишком личный, она его уничтожила.

Об этом она обмолвилась по дороге в ресторан, куда я пригласила ее, чтобы побыть в тишине. На выставке было много народу, к тому же она ее видела. Пришла во второй раз, чтобы познакомиться со мной.

Заметив мое огорчение, она пообещала восстановить дневник по памяти.

— День за днем?

— Да, для вас я это сделаю.

Сделала.

В безлюдном грузинском ресторане с красными скатертями, ненавязчивым обслуживанием и неслыханными ценами было тихо.

Взглянув в меню, Евгения Адольфовна возмутилась: непозволительное расточительство!

— Мне оплачивают проживание и пропитание, — соврала я, не задумываясь.

В Праге я тоже приглашаю своих любимых терезинских стариков, которые любят вкусно поесть, в хорошие рестораны и произношу все ту же сакраментальную фразу: «Мне оплачивают проживание и пропитание». Однако с Евгенией Адольфовной этот номер не прошел — она отказалась от еды. С трудом я уговорила ее на блинчик. Победил главный аргумент — жаль растрачивать драгоценное время на пустые препирательства.

Мы сидели, влюбленные друг в друга, в тени большого бизнеса, при блинчиках.

— Ленонька, я так счастлива, что мне довелось с вами познакомиться, — говорила она. — Какие люди, какие таланты! — восклицала она. — Кто узнал бы о них? Где вы это раскопали? Боже мой, маленькая хрупкая женщина, что вы несете на своих плечах! Кто вам помогает? Как относится к этому ваша семья? Я расспрашивала о вас на выставке, милая девушка-гид сказала, что у вас двое детей, что она у вас училась и хорошо знает и ваших детей, и вашего мужа, с которым вы вместе работаете. И что ваша мама — Инна Лиснянская! Вообще невероятно! Ленонька, я врач, и если вам что-то нужно — для себя, для мамы, — в любой час дня и ночи наберите мой номер (сейчас я вам его дам… записывайте) — все, что только смогу, я для вас сделаю…