Евгения Лепешова - Десять родительских ошибок

Прививаемый стыд блокирует непосредственность восприятия себя и проявления себя в мире. И далее ребенок каждый раз сомневается, а не делает ли он что-то плохое и постыдное, толком не понимая, что именно под этим подразумевается, — что-то очень плохое, чего надо избегать.

Безусловно, таким образом родители пытаются воспитывать сына или дочь. В их понимании они культивируют некие морально-нравственные качества. Конечно, с необходимостью этого не поспоришь — они нужны ребенку для будущей жизни. Но часто это еще в большей степени нужно самим родителям. Для их собственного ощущения себя «правильными». «Чтобы нам не пришлось за тебя краснеть», — звучит это послание.

Стыд — инструмент в этом смысле очень эффективный. Работая, он, действительно, на корню пресекает любое детское поведение, которое может хоть в каком-то ключе толковаться как неправильное. Вот только побочное действие тоже мощное — то самое ощущение собственной «плохости», которое часто давит на ребенка и позже, всю его жизнь.

С чувством стыда ребенок теряет свою непосредственность. Он уже не решается предъявлять себя миру таким, какой он есть. Это снижает самооценку, приводит к нелюбви к себе и недоверию к себе. Зато обеспечивает родителям гарантию правильного поведения ребенка и отсутствие «косых взглядов» в обществе.

В чем же альтернатива?

Во-первых, в принятии естественного поведения ребенка, которого сами родители часто стесняются и даже пугаются. Так, например, нормально, что ребенок много бегает, прыгает и веселится. Нормально, что, играя на улице, он марает и даже иногда рвет одежду. Вполне естественно, что ребенок иногда злится, в том числе на близких. Конечно, он исследует собственное тело. Список «постыдных» в родительских глазах поступков может быть огромен.

«Меня часто ругали словом „бессовестная“. Выразила где не надо свое мнение — бессовестная, пол плохо помыла — бессовестная, пошла в грязной обуви в школу — опять бессовестная. Звучало это очень болезненно и казалось каким-то несправедливым за такие мелкие проступки (а иногда и не проступки вовсе). Я до сих пор не могу понять, при чем тут совесть, собственно?».

Во-вторых, необходимы разумные, аргументированные и прямые объяснения тех или иных правил и норм поведения вместо «ай-яй-яй», «как нехорошо…», «бессовестная» или «а что подумают люди?!». Если мы сами понимаем, почему нельзя что-то делать, к каким это последствиям приведет; если различаем, что можно наедине с собой, но нельзя в обществе, то и ребенку это всегда можно объяснить без лишних эмоций. Если же мы сами не понимаем смысла какого-либо ограничения, то велика вероятность того, что это стереотип, который пришел к нам от собственных родителей, бабушек и прабабушек.

Вина чем-то похожа на стыд, но все же это отдельное чувство и еще один довольно часто используемый рычаг в манипуляциях. Стыд — перед собой, вина — перед другим человеком.

«Я со своим чувством вины перед мамой уже сроднилась, живу с ним с детства и до сих пор. Если вижу, что у нее плохое настроение, сразу чувствую себя виноватой — наверное, я чем-то ее обидела. Чувствую, что регулярно и часто должна звонить, приходить, иначе она волнуется и скучает. Если мама жалуется на здоровье или недостаток денег, все равно почему-то чувствую свою вину».

Как и в случае с манипуляцией, основанной на чувстве стыда, это родительский способ контролировать ситуацию и проявляемые тревога, страх или одиночество родителей, заставляющие таким образом «привязать» ребенка.

«Я волнуюсь, потому ты обязан это понимать и постоянно держать меня в курсе своей жизни», «Я злюсь, потому ты должен что-то сделать, чтобы успокоить меня» — так звучат эти манипулятивные послания. Тогда как, в самом деле, взрослый человек всегда сам отвечает за свои чувства, будь то волнение, обида, злость или тоска.

«От тебя одна головная боль», «Я столько вынесла ради того, чтобы ты появился на свет», «Из-за тебя я умираю от усталости» — взрослый способен адекватно воспринять эти послания. Ребенок же воспринимает буквально: «Если бы ты не родилcя, если бы тебя не было в нашей жизни, все было бы хорошо». Можно себе представить, что это за конфликт: ценности собственного существования, собственной личности и любви к родителям, желания видеть их счастливыми.

«Когда мама хотела чего-то от меня добиться, она всегда начинала плакать. Это был прямо такой излюбленный прием. Я сразу чувствовала себя такой гадкой, что мама плачет, и готова была, что угодно сделать».