Александр Гангнус - Тайна земных катастроф

Снимок сделан с южного, памирского берега реки Сурхоб. Райцентр Гарм расположен у подножия похожего на взметнувшуюся волну холма Ганч (глина — тадж.) — маленького и невзрачного, однако интересного не только гончарам, но и геологам кусочка меловых осадочных пород среди однообразия вознесенного до небес гнейсового "фундамента" Гиссарского хребта. Прямо за этой стеной был эпицентр сильного Гармского землетрясения 1941 года.

Туда, к выходу из ущелья, устремились жители кишлаков, когда 8 июля 1949 года прошли первые толчки — задрожала земля и с горных круч поползли обвалы. Как назло (а может, эта связь и не случайна) накануне прошли дожди, редкие в это время года, и оползни отрывались от скального ложа совсем легко.

После первых толчков на место прибыла комиссия, спасатели, сейсмологи, кинооператор с самолета снял дымящиеся обвалами склоны. Дальнейшее происходило на глазах многочисленных свидетелей... Я слышал легенду (оговариваюсь: ничем не подтвержденную). Беженцы, расположившиеся лагерем у выхода из долины, ближе к могучему Сурхобу, попросили одного сейсмолога рассказать им о землетрясениях, отчего они бывают и т. д. Сейсмолог якобы встал на ящик продовольственной помощи (по другим вариантам, на бревно) и рассказал, как мог. Переводчик переводил на таджикский. После выступления — вопросы, как и положено. Самый важный вопрос: а будет еще толчок? Сейсмолог ответил обиняком: мол, землетрясения — это от накопления напряжений. Толчок снимает напряжение. Толчков, и сильных, было несколько. Значит, скорее всего не будет. В этот момент страшный удар сбивает сейсмолога с ящика. Опомнившись, он вскакивает и видит бледные от ужаса лица людей, глядящих через него на Хаит. Оглядывается и видит тучу пыли над тем местом, где только что зеленели тополя поселка. Позднее я проверил: случая с лекцией, видимо, не было. Но легенда есть, и возникла она не случайно, в ней хорошо отражен уровень уверенности сейсмического прогноза, даже самого общего.

После главного толчка обвалы перепрудили реки. В полчаса долина превратилась в море грязи, где продолжали гибнуть люди и стада.

Рассказывают и о случаях чудесного спасения, о курьезах. Какой-то человек вел козу по окраине Хаита, противоположной от горы. Перед несущимся потоком камней возникла ударная волна, которая перебросила таджика с козой на другой берег реки, чуть не на полкилометра. Тот очнулся в кроне дерева, вместе с козой. Оба остались невредимыми.

...Я вздрогнул. Из коробочки рации, висящей на боку, раздался тройной писк — вызов и ясный голос Миши Якубова:

— "Наука-1", я — "Наука", как меня слышите? Прием.

Есть связь! Я ответил Мише и с помощью компаса определился на карте: поставил точку. Точка легла рядом с надписью "Развалины кишлака Сафидоу". Сафидоу и еще 150 поселений, пострадавших во время Хаитского землетрясения 1949 года, были бы вне опасности, если бы катастрофа была предсказана...

Одинокая стоит посреди огромного разлива Сурхоба и впадающих в него Ясмана и Обикабуда чайхана. Одна-две машины всегда у дверей. Посетители сидят на дощатых помостах, устланных мягкими коврами и курпачи — стегаными ватными ковриками, обязательно разувшись. Чай только зеленый, черный здесь не пьют. Сахару к чаю дадут, если попросить, но обычно и этого нет, только лепешки, да еще бывает пичак — комочки сладкого высохшего теста, замешанного на бараньем жире. Довольно вкусно и сытно. Говорят, чайхана была здесь и до 1949 года — на окраине Хаита. Теперь поселка нет, а чайхана есть. Напротив на небольшом возвышении — памятник из белого крупнокристаллического местного мрамора. Женщина с точеным классическим горнотаджикским лицом. Скорбь, задумчивость, тишина — памятник надгробный.

Нас много, человек пятнадцать. Американские сейсмологи в основном, некоторые с женами. И несколько наших. Молоденькая миссис Дитерих, жена известного сейсмолога, кладет к подножию памятника букет маков — начало июня. Вокруг необычная для гор ширь, кругозор в некоторых направлениях километров на пятнадцать — двадцать. На юге, за Сурхобом, высится пик Петра Первого — высочайший в одноименном хребте. Завал — на северо-восток, Ясманское ущелье — на северо-запад. Воздух кристаллической чистоты. Нежная, еще весенняя, не тронутая жгучим летним солнцем зелень смягчает суровые очертания крутых склонов, изборожденных красными шрамами — срывами дерна и почвы. Эти срывы здесь особенно многочисленны, их все меньше по мере удаления от эпицентра землетрясения.