Людвиг Мизес - Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции

Однако четвёртое и последнее великое произведение Л. Мизеса Теория и история (1957) не имело большого резонанса и редко цитируется даже молодыми экономистами недавнего австрийского возрождения. Оно остаётся забытым шедевром Мизеса. Однако это произведение представляет собой философскую опору и дальнейшее развитие философии, лежащей в основании Человеческой деятельности. Эта великая методологическая книга Людвига фон Мизеса объясняет основы его подхода к экономической теории и даёт блестящую критику таких ложных альтернатив, как историзм, сциентизм и марксистский диалектический материализм.

Несмотря на свою важность, Теория и история не получила известности, потому что в нашу эпоху слепой академической специализации экономическая наука не желает иметь дело ни с чем, что имеет привкус философии. Безусловно, гиперспециализация играет свою роль, но в последние несколько лет интерес к методологии и фундаментальным основам экономической теории резко усилился. Так что можно было предположить, что уж специалисты в этой области найдут что обсудить и почерпнуть в этой книге, а экономисты не настолько увязли в жаргоне и путаном стиле, чтобы не откликнуться на ясную и искромётную прозу Мизеса.

Весьма вероятно, что игнорирование Теории и истории связано как раз с содержанием её философского посыла. Многие знают о той долгой и одинокой борьбе, которую Мизес вёл против этатизма во имя laissez-faire, но мало кто понимает, что в среде экономистов существует намного более сильное сопротивление методологии Мизеса, чем его политике. В конце концов, сегодня среди экономистов приверженность свободному рынку не является редким явлением (хотя и не отличается мизесовской безошибочной последовательностью). Но немногие готовы принять на вооружение типично австрийский метод, систематизированный Мизесом и названный им праксиологией.

В основе подхода Мизеса и праксиологии лежит концепция, с которой он начинает Теорию и историю: методологический дуализм, ключевое положение о том, что способ и методология изучения и анализа людей должны радикально отличаться от анализа камней, планет, атомов или молекул. Почему? Очень просто: потому что сущность людей состоит в том, что они имеют цели и намерения и что они пытаются достичь этих целей. Камни, атомы, планеты не имеют целей или предпочтений; следовательно, они не выбирают между альтернативными курсами действий. Атомы и планеты движутся или их движут; они не могут выбирать, производить отбор путей действий, менять свои намерения. Мужчины и женщины могут и делают это. Поэтому атомы и камни можно подвергнуть исследованию, можно вычертить их курсы и предсказать траектории. С людьми этого проделать нельзя; каждый день люди учатся, обретают новые ценности и цели, меняют свои намерения; в отношении людей невозможно сформулировать предсказаний, как это можно сделать в отношении объектов, не имеющих мозга или не обладающих способностью учиться и выбирать.

Сейчас нам понятно, почему экономисты так упорно сопротивляются подходу Людвига фон Мизеса. Дело в том, что экономическая наука, подобно всем остальным социальным наукам, находится во власти мифа, который Мизес справедливо и пренебрежительно называл сциентизмом идеи о том, что единственным подлинно научным подходом к изучению человека является подражание подходу физических наук, в частности, наиболее престижной из них физике. Чтобы стать столь же подлинно научной, как физика и другие естественные науки, экономическая наука должна избегать таких концепций, как намерения, цели и обучение; она должна отвлечься от разума человека и просто описывать события. Она должна не обсуждать изменение намерений, а утверждать, что события предсказуемы, так как по первоначальному девизу Эконометрического общества наука это предсказание. А чтобы стать твёрдой и настоящей наукой, экономическая теория должна рассматривать людей не как уникальные создания, а как однородные и потому предсказуемые части данных. Одна из причин, по которой ортодоксальная экономическая теория всегда испытывала огромные трудности с ключевой концепцией предпринимателя, состоит в том, что каждый предприниматель очевидно уникален, а неоклассическая экономическая теория не умеет справляться с индивидуальной уникальностью.

Кроме того, предполагается, что настоящая наука должна опираться на один из вариантов позитивизма. Так, в физике учёный сталкивается с большим количеством однородных, единообразных составных частей события, которые можно исследовать на предмет выявления количественных регулярностей и констант, например, скорости, с которой объекты падают на землю. Соответственно, для объяснения классов поведения или движений учёный формулирует гипотезы и затем дедуцирует различные утверждения, с помощью которых он может проверить теорию сравнением с реальным, эмпирическим фактом, с наблюдаемыми частями событий. (Например, теория относительности может быть проверена изучением определённых эмпирически наблюдаемых характеристик затмения.) В версии старого позитивизма учёный верифицирует (т.е. подтверждает) теорию посредством её эмпирической проверки. В более нигилистичном неопозитивизме Карла Поппера, в ходе эмпирической проверки исследователь может только фальсифицировать (т.е. опровергнуть) или нефальсифицировать теорию. В любом случае, его теории всегда являются предварительными и никогда несомненно истинными, поскольку он всегда обнаружит, что другие, альтернативные теории смогут лучше объяснить более широкий класс явлений, что новые факты могут войти в противоречие с теорией. Учёный должен всегда носить маску скромности и непредвзятости.