Майя Гёпель - Мир после нас. Как не дать планете погибнуть

Через несколько лет экономист Альфред Кан, который в то время преподавал в Корнеллском университете, написал эссе о судьбе этой железнодорожной ветки. Название его статьи стало крылатым выражением для обозначения процессов, которые приводят к результатам, изначально не являвшимся ни желательными, ни оптимальными: «тирания малых решений».

Все те, кто добирался до Итаки не на поезде, а на машине, автобусе или самолете, исходя из своих личных интересов действовали вполне резонно, но, сами того не осознавая, они запустили ход событий, закончившийся исчезновением железной дороги. Отдельные разумные решения в сумме дали эффект, который не был никем запланирован.

Как это могло произойти? Как же получилось, что свободный рынок, который всегда предоставляет всем максимальные преимущества, при условии, что каждый поступает исходя из рациональных решений, направленных на извлечение максимальной для себя пользы, в данном случае, когда каждый думал только о себе, – создал всем неудобство?

А вообще, может ли рыночная экономика дать сбой?

Суть вопроса в следующем: если производители свободны производить что хотят и могут, а потребители – потреблять что хотят и могут, означает ли это, что создаются и распределяются те блага, которые нужны обществу? То есть в определенном смысле рынок играет роль центрального координатора? Тогда почему у него плохо получается? Неудивительно, что дискуссии о том, в чем же заключаются задачи государства в отношении рынка, велись, ведутся и будут вестись еще долго.

После распада социалистической системы казалось, что ответы на важнейшие вопросы о том, как добиться правосудия, равноправия, участия общественности в принятии решений и что для этого должно делать государство, уже найдены. Политика отыграла свою роль направляющей силы, и государство превратилось в ночного сторожа, отвечающего только за безопасность. Американский политолог Фрэнсис Фукуяма уже заявил о «конце истории», в 1989 году был сформулирован Вашингтонский консенсус о пользе экономической глобализации, а в 1994 году основана Всемирная торговая организация (ВТО).

Всего несколько лет спустя в мексиканском Канкуне я вместе с сотнями других демонстрантов стояла перед заграждениями, за которыми на конференции ВТО встретились министры 146 стран, чтобы, в частности, обсудить последствия глобализации для торговли сельскохозяйственной продукцией. В качестве представителя Союза охраны окружающей среды и природы Германии я приехала, чтобы выразить свой протест, потому что, как и многие другие, видела, что глобализация в том виде, в каком она до сих пор осуществлялась, наносила большой ущерб окружающей среде. Она была весьма полезна большим корпорациям из северной части мира, но губительна для мелких производителей. Жители Юга ощущали вред куда сильнее, чем фермеры Севера, которых поддерживали субсидии. Во время самого массового из сопровождавших конференцию протестов всего в нескольких метрах от меня один из демонстрантов залез на ограждение и на глазах у всех воткнул себе в грудь нож.

Мы все испытали шок.

Как я позже узнала, этого человека звали Ли Кён-хэ, он был 56-летним фермером из Южной Кореи, где его считали кем-то вроде гуру устойчивого сельского хозяйства. На своей образцовой ферме он разводил в основном крупный рогатый скот и преподавал студентам дружественное природе животноводство, пока южнокорейское правительство не открыло границы для импорта говядины и рынок не оказался завален дешевым австралийским мясом. С ним Ли Кён-хэ конкурировать не мог. Банк забрал его ферму и землю – как и у многих других его соотечественников. Ли Кён-хэ снова и снова пытался привлечь внимание к происходящему, и вот он приехал в Мексику, чтобы ухватиться за то, что казалось ему последней возможностью продемонстрировать последствия такой политики.

И что же произошло?

Что эта история может рассказать о нашей современной жизни, о взаимосвязи государства, рынка и общего блага?

За те 30 лет, что прошли после распада Советского Союза, мир изменился сильнее, чем когда-либо раньше. Для достижения стратегических целей глобализации национальное законодательство многих стран подверглось изменениям, и были созданы новые международные механизмы обеспечения безопасности для инвестиций и транзакций. Возникли глобальные цепочки создания ценности, которыми управляет горстка гигантских концернов. Например, сейчас в сфере торговли сельхозпродукцией пять компаний контролируют около 70 % импорта и экспорта [ [48] Vgl. Heinrich Böll Stift ung (Hrsg.),»Fünf Konzerne beherrschen den Weltmarkt«, https://www.boell.de/de/2017/01/10/fuenf-agrarkonzerne-beherrschen-den-weltmarkt?dimension1=ds_konzernatlas (дата обращения 06. 01. 2020). ]. Рыночная стоимость этой пятерки превышает ВВП многих стран [ [49]]. Больше всего стоят цифровые корпорации, которым особенно легко перенести свой административный центр туда, где их ждут самые благоприятные условия – не только удобная инфраструктура, но прежде всего низкие налоги и высокие субсидии. Мы уже отмечали это в главе «Люди и поведение»: конкурентоспособность, которая сначала воспринималась как инструмент сравнения фирм между собой, теперь используется ими для оценки стран. Компании, которые могут себе это позволить, сравнивают трудовые нормы, социальные отчисления, нормативные акты и экологические стандарты, имеющиеся в разных концах света. Теперь есть юридические фирмы, специализирующиеся на подаче от имени частных компаний жалоб на государственную экологическую или социальную политику, которая мешает им получать доход, запланированный при принятии инвестиционных решений.