Майя Гёпель - Мир после нас. Как не дать планете погибнуть

При этом иногда ситуация оказывается уже за гранью разумного. Я никогда не забуду, как летом 2019 года в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке обсуждался вопрос о том, где же взять 39 млрд долларов, которых ежегодно недостает для обеспечения всех детей мира начальным образованием. Одновременно в паре кварталов оттуда банк JPMorgan Chase объявил, что в течение года выплатит своим акционерам 40 млрд евро, потому что уже не может придумать, что еще делать со своими деньгами [ [25] Tagesschau,»Milliarden für die Aktionäre: Geldmaschine JPMorgan«, in: boerse.ard.de, 16.07.2019, https://www.tagesschau.de/wirtschaft/boerse/jpmorgan-gewinne-101.html (дата обращения 16.01.2020). ].

Так что задача не в том, чтобы продолжать наращивать производство, пока не будет получено достаточно денег, чтобы осчастливить как можно больше бедных людей. Нам не хватает экономической и политической воли, чтобы тесно связать мультипликацию денег с созданием ценности и воспрепятствовать накоплению незаслуженных доходов.

Что я этим хочу сказать?

Рассуждая об экономическом росте, нам следует задать себе три важных вопроса:

Как образуются товары и услуги?

Как они попадают к потребителям?

Что происходит с доходом, получаемым от этих процессов?

Ясно одно: в этом задействовано множество субъектов, которые хотят что-то получать за свой вклад. А что произойдет, если все участники этого процесса будут преследовать только собственную выгоду и учитывать в своих расчетах исключительно денежные показатели? Этим вопросом экономист Мариана Маццукато задалась в своей книге «Ценность вех вещей: Создание и изъятие в мировой экономике» [26]. Она много занималась историей экономических идей и показала, как различные мыслители рассматривали создание ценности и накопление богатства.

До XIX века, и даже еще во времена Адама Смита и Давида Рикардо, существовали объективные факторы, определяющие создаваемую ценность. Это были земля и сырье, необходимые инструменты и технические приспособления, а также затраченное время и качество работы. Ценность оказывалась результатом продуктивного сочетания этих ресурсов. Даже если не находилось никого, кто хотел или мог заплатить запрошенную цену за продукт, его ценность от этого не уменьшалась. Цены тогда были результатом обмена, в котором учитывались различные интересы, властные отношения и политические условия. Товары и услуги могут иметь огромную ценность для человеческой жизни, даже если они ничего не стоят. Смит продемонстрировал этот парадокс на примере воды и алмазов.

Но помимо продуктивных видов человеческой деятельности существовали и непродуктивные, когда нечто уже созданное просто перемещается туда-сюда, – например торговля или распределение денежных средств. За них была предусмотрена определенная плата, но речи о созидании ценности не шло. Смит, кстати говоря, считал, что вознаграждение за такие труды – вопреки усилиям финансистов – должно быть довольно низким [ [27]].

Разделение понятий ценности и цены было потеряно утилитаристами и теми, кто подходит к экономике с математической точки зрения: стремящийся к максимальной выгоде Homo eoconomicus отдаст за товар ровно столько, сколько пользы тот ему принесет. Ценность вещей определяется их ценой на рынке и оказывается никак не связанной с их содержанием или качеством. Цена становится ценностью. Субъективные предпочтения (покупателей) побеждают объективные ресурсы, меновая стоимость отделяется от потребительной ценности.

Таким образом, становится возможным создание ценности простым назначением. А это, по мнению Маццукато, предоставило широкое поле для получения скрытого незаслуженного дохода в виде непропорциональных высоких комиссионных при перетасовке денежных средств. Вы понимаете, что это означает для утилитаризма? Конечно же: организация создания ценности, обеспечивающей благополучие максимального количества членов общества, становится очень дорогим делом.

Маццукато показывает это на примере фарминдустрии: если кто-то готов заплатить 15 000 евро за новое лекарство от рака, значит, это лекарство того стоит и можно законно требовать у страховых компаний такую сумму. То, что новый препарат, может быть, почти не отличается от тех, которые уже давно есть на рынке, роли не играет. То, что люди, естественно, готовы отдать все ради сохранения своей жизни, тоже не важно. В данном случае цена отражает не создание ценности, а использование власти.

Попробуйте проследить за взлетом цен на лекарства после слияния различных компаний. Вы будете поражены тем, как новые собственники изменяют стоимость полученных ими активов.