Сергей Рязанский - Можно ли забить гвоздь в космосе и другие вопросы о космонавтике

Ощущения при взлете можно сравнить с подъемом на огромном лифте. Скорость не чувствуется, вибрация – совсем немного. Ракета идет очень плавно. Американец Рэндольф Брезник, который летел в моем экипаже на «Союзе МС-05», был просто в шоке, потому что вспоминал старт на «Спейс шаттле» и как там трясло всю дорогу до выхода на орбиту.

После двух минут отходит первая ступень, то есть боковые блоки ракеты; еще через три – вторая, то есть центральный блок; начинает работать третья. Ты при этом даже не чувствуешь большого толчка – только легкий такой шлепок по спине.

Вообще говоря, выведение на орбиту, в отличие от спуска, нормально переносится и вызывает положительную реакцию, потому что всё происходит в динамике. Если, конечно, не концентрироваться на том, что ты сидишь на большой-большой бочке с керосином, которая делает большой-большой «бум-бум-бум». Ровно через 528 секунд ты оказываешься в невесомости, и сразу возникает иллюзия, будто ты висишь вверх ногами, потому что сила тяжести пропала, а жидкость в организме прилила к голове. Поначалу неприятно, непонятно, но к этому быстро привыкаешь.

Надо сказать, что при взлете мы ракету не контролируем, но наблюдаем на каждом этапе, что и как работает. Отделилась первая ступень, отделилась вторая, отделилась третья – какие системы включились, а какие нет? Полетела игрушка, которая служит индикатором невесомости – значит, мы точно на орбите. Произошел так называемый коот – контакт отделения. Состояние системы штатное, начинается проверка герметичности. А если вдруг где-то «течет»? Например, люк плохо закрыли, снижается давление. Значит, придется возвращаться на Землю сразу после выведения, ничего не поделаешь… Конечно, корабль и все его системы сделаны с высокой степенью надежности, они функционируют автоматически, и мы им должны доверять, но без постоянного присмотра их всё равно оставлять нельзя, поскольку в космосе случается всякое.

Старт ракеты «Союз-ФГ» с кораблем «Союз ТМА-10М» (фотография Андрея Шелепина/ЦПК)

Как только начинается сеанс связи, мы сразу сообщаем руководителю полета: «Земля, всё прошло гладко, мы герметичны, перчатки сняли, гермошлемы открыли, топливо в норме, штанга выдвинута, готовы к стыковке». И так далее. Для экипажа определен набор технических параметров, по которым нужно быстро отрапортовать, чтобы не было разночтений. Если какой-то параметр «выскакивает» за пределы нормы, то ЦУП должен определить, насколько это критично для продолжения полета. Чаще всего оказывается, что барахлит оборудование: оно хоть и железное, и проверенное, но и для него выход в космос – экстремальная ситуация. Например, в моем первом полете барахлила радиосвязь, периодически совсем пропадала. Во втором полете тоже на минуту пропала связь, а потом барахлил компьютер «Союза», пристыкованного к станции: зависал, перезагружался, терял записанную информацию. Пришлось его серьезно тестировать; при этом ЦУП волновался больше нас, ведь если бы компьютер отказал, то пришлось бы вручную сводить корабль с орбиты, а это чревато сложностями и большими перегрузками. Но в итоге всё исправили, и спуск получился достаточно красивый, штатный.

Когда взлетаешь, иллюминаторы закрыты головным обтекателем ракеты, и ты ничего не видишь. Зато когда возвращаешься домой, то с левого кресла и с правого хорошо видно, что творится за иллюминаторами. Командир находится чуть сзади, чтобы, помимо прочего, наблюдать за членами экипажа, поэтому ему в эти минуты, к сожалению, ничего не видно.

Земное утро с борта корабля «Союз МС-05»

Но я вспоминаю свой первый полет, когда сидел рядом с иллюминатором, расположенным в десяти сантиметрах от лица, и с внешней стороны ползла по стеклу плазма. Было утро, самый восход, первые солнечные лучи – безумно красиво. Однако в какой-то момент ты понимаешь, что сидишь в маленьком шарике, который бросили в атмосферу, и он падает на такой скорости, что даже воздух вокруг раскаляется от его движения. Конечно, охватывает волнение, и этот момент запоминается навсегда.