Сергей Ивченко - Загадки цинхоны

— Теперь будем наблюдать, — сказал он, улыбаясь. — Может, принесем науке пользу.

48 лет прошло с тех пор. Дубок стал уже настоящим дубом. Он зеленеет в садике Емельянова в Разливе, где теперь создан музей В. И. Ленина. Показывая многочисленным посетителям места, связанные с пребыванием здесь Ильича, экскурсоводы не обходят и этот необыкновенный дуб, посаженный великим другом людей и природы…

Памятником заботы Ленина о наших зеленых спутниках является и другое дерево, которым он часто любовался в подмосковных Горках. Это тоже дуб, но несравненно более могучий и величественный, чем в Разливе: высотой он с семиэтажный дом, а возраст его больше 800 лет.

Владимир Ильич заинтересовался столь редкостным экземпляром растительного мира и распорядился, чтобы его закрепили тросами: это гарантирует великану еще долгие годы жизни.

А как страстно любил природу Лев Николаевич Толстой! Сколько сил и энергии он приложил, чтобы Ясная Поляна потонула в зелени. Как часто вспоминает он в письмах, дневниках, книгах свою любимую березовую аллею, шутливо названную им «Прешпектом»! В последние свои годы гениальный писатель обсадил «Прешпект» с помощью жены и сына молодыми елочками. Сейчас стройные зеленые красавицы приветливо встречают бесконечных гостей дома-музея.

В Ясной Поляне есть не только парк, но и роща и даже леса, созданные при участии автора «Войны и мира». Белые березы были любимейшими деревьями Льва Николаевича. Он засадил ими 128 гектаров и в 1900 году с гордостью показывал своему гостю А. М. Горькому. Алексей Максимович вспоминал потом, как бодро шагал Толстой по освещенным солнцем полянам и жесткой ладонью труженика гладил тонкие стволики деревьев.

Даже в Москве великий писатель старался создать вокруг себя обстановку, хоть в какой-нибудь степени напоминавшую дорогую его сердцу Ясную Поляну. Около своего дома в Хамовниках он разбил укромный живописный уголок, сохранившийся до наших дней.

Где и когда бы ни сажал деревья Лев Николаевич, он всегда обнаруживал прекрасное знание дела и следовал определенной системе. В Ясной Поляне он начал обсаживать овраги и балки, потом берега небольшой речки Кочак, а затем уж и пойму сравнительно широкой реки Воронки. Лес должен был защищать почву и сохранять воду.

Толстой думал, конечно, не только о яснополянских лесах. Он даже составил подробный проект восстановления государственных лесов, которые хищнически уничтожались, и повез его в Петербург министру государственных имуществ, с тем, чтобы проект узаконить и ввести в действие. Но реакционное царское правительство, конечно, отвергло предложения замечательного писателя, одного из лучших знатоков русской природы. Владимир Ильич Ленин глубоко уважал не только Толстого-художника, но и Толстого-садовода, защитника родных лесов. Ленин посетил московскую мемориальную усадьбу Толстого, внимательно осмотрел сад писателя и предложил представить ему план с точным описанием деревьев, находившихся здесь при жизни Льва Николаевича.

— Если в саду какое-нибудь дерево или куст засохнет, — советовал Владимир Ильич, — нужно посадить на том же месте второе дерево той же породы и если возможно, то хотя бы приблизительно того же размера.

8 апреля 1920 года В. И. Ленин сам отредактировал и подписал декрет о преобразовании московской усадьбы Толстого вместе с Ясной Поляной в музей-заповедник.

Антон Павлович Чехов… Можно ли, говоря о русской природе, не вспомнить его имя? Какое изумительное знание чувствуется в его полных тонкого лиризма и поэтической прелести описаниях, звучащих как подлинные стихотворения в прозе!

Читаешь, и на память невольно приходят строки Баратынского, адресованные другому гению мировой литературы — Гёте:

Откройте наугад любую страницу, где Чехов волшебным пером воссоздает какой-нибудь пейзаж, и вы будете сразу захвачены не только музыкой чеховского слова, но и точностью рисунка, поразительным единством художественного и научного видения.

Вот начало рассказа «Черный монах» (герой произведения Коврин приезжает в гости к садоводу Песоцкому):

«…Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый на английский манер, тянулся чуть ли не на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым глинистым берегом, на котором росли сосны с обнажившимися корнями, похожими на мохнатые лапы… Около самого дома, во дворе и в фруктовом саду, который вместе с питомниками занимал десятин тридцать, было весело и жизнерадостно даже в дурную погоду. Таких удивительных роз, лилий, камелий, таких тюльпанов всевозможных цветов, начиная с ярко-белого и кончая черным, как сажа, вообще такого богатства цветов, как у Песоцкого, Коврину не случалось видеть нигде в другом месте…»