Хелла Хассе - Сидр для бедняков

— Ты первый, — шепнула Мартышка.

Нажимая обеими руками, кронпринц медленно-медленно отворил дверь рабочего кабинета. Заглянув наконец внутрь, он невольно вздрогнул, хотя ничего ужасного не увидел. Это была наиболее благоустроенная и обжитая комната во всем доме. Единственная, откуда еще не выветрился человеческий дух. Но во всей атмосфере кабинета чувствовалось какое-то смятение, будто кронпринц потревожил его во время сна. Плотные занавески были наполовину задернуты, так что лишь узкая полоса света пробивалась внутрь. Мебель, серебрившаяся пылью в тех местах, куда падал свет, казалась разочарованной: не его она ждала. Кронпринц чуть было снова не прикрыл дверь, но легкий толчок в спину заставил его перешагнуть порог.

Мартышку с ее страстью к ужасному и отвратительному в кабинете мало что могло порадовать. Мебель была старомодная, пыльная: под окном кресло, накрытое шотландским пледом, вдоль стены, что против двери, — бюро и чертежный стол, такой, весь на винтах, а против окна — маленький книжный шкаф. На столике возле двери стояло серебряное деревце с искривленным узловатым стволом и ветвями, которые будто согнулись под тяжестью десятков овальных медальонов с фотографиями. Кронпринц чувствовал себя наглым захватчиком, вторгшимся в чужие владения. В комнате незримо присутствовал дух дедушки, отпечаток его личности лежал на каждом предмете. Кронпринцу казалось, что и Мартышка это чувствует: она стояла посреди комнаты, явно робея и колеблясь, хотя, может быть, она просто ждала, чтобы глаза привыкли к полумраку.

Вот она, точно в музее, склонив набок голову и заложив руки за спину, остановилась перед удивительным серебряным деревцем и стала разглядывать фотографии. Кронпринц тоже начал осмотр, соблюдая соответствующую благопристойность. По широкой дуге обошел кресло, как если б оно было обнесено заграждением из толстого шнура, боязливо провел пальцем по крышке бюро, игнорируя воображаемую табличку, запрещающую трогать экспонаты руками. Нагнулся прочесть названия книг в истрепанных пожелтевших обложках, стопкой сложенных на бюро. Под книгами лежали альбомы фотографий. Названия выглядели внушительно и непонятно:

«Растворы для каменной кладки».

«Новая статика и сопротивление материалов».

«Die Gothische Baukunst».

«Соборы Франции».

«Остия».

Он не смел не только раскрыть эти книги, но даже дотронуться до них не решался.

Мартышка звала его к себе, не в силах оторваться от диковинного деревца.

— Ты только посмотри, Эрнст, портрет тети Йоханны, когда она еще была не такая толстая! На шее жемчуга в пять рядов… Какая длинная нитка! А вот тетя Каролина! В шляпке из белых кружев, очень красивая, а на лице веснушки, как дождик… Ой, Эрнст, мы тоже здесь висим, глупые детские фотографии, представляешь? Надо будет дать дедушке другие, где мы сняты этим летом. Да иди же посмотри. Вот папа с маленькими усиками, до чего смешной! — Она зажала ладошкой рот и взвизгнула от восторга, — У него такой серьезный вид… А тут совсем старые фотографии… Какие-то незнакомые люди… Полная женщина с пучком… хм…

Кронпринц тем временем добрался до чертежного стола. Он был слишком занят дедушкиными книгами и чертежами, чтобы прислушиваться к Мартышкиной болтовне. На истыканную кнопками доску был наколот большой лист ватмана. Уже не совсем твердой дедушкиной рукой каллиграфически выведено: «Реконструкция Терсдейкской часовни св. Антония» . Из паутины вспомогательных карандашных линий материализовалась вычерченная тушью проекция переднего, бокового и заднего вида. Рядом с ватманом дедушка пришпилил археологической журнал с репродукциями, изображающими эту часовню, и повсюду на столе были приколоты бумажки с расчетами и сделанными от руки эскизами.

— Эрнст, да поди же сюда. Может это быть наша бабушка? У нее глаза как у папы, один большой и один маленький, и почти без ресниц…

Кронпринц наслаждался точностью линий, безупречной симметрией, совершенством прямых углов, четкой округлостью дуг. То, что когда-то существовало, а затем исчезло, оказывается, может быть воспроизведено вот за таким столом — разве само по себе это не чудо?

— По-моему, это наша бабушка… А кто же из них колченогий Кобус?

Что-то звякнуло. Это Мартышка пальцем подцепила медальон, отпустила его, потом пальцем же погладила, и медальоны заколыхались, задевая друг за друга.

Кронпринц сравнил репродукции в журнале с дедушкиными эскизами. Старинные гравюры были примитивны, мало детализированы, без перспективы. Не все из того, что было на гравюрах, можно найти в эскизах реконструкции. Толстую опорную колонну посреди часовни дедушка опустил; кое-какие детали, присутствующие на более поздних гравюрах — совсем неуместное здесь изображение Девы Марии, каменные скамьи, — кронпринц тоже не мог обнаружить. И уж тем более не видел толстой крестьянки с огромной бельевой корзиной и кур, которые на одной картинке гуляли по часовне. И наоборот, в эскизах реконструкции было кое-что, чего не было на гравюрах: например, мрачная решетка, закрывающая вход, плиточный пол и большой кирпичный крест. Кроме того, восставшая из праха часовня, судя по всему, значительно превышала размерами ту, что изображена на гравюрах.