В оны дни пришел к нам, во храм, старший учитель здешний – и добрый же человек какой, но глу-пый! Иван Иваныч, который регентствовал у нас, и говорит внезапно и прикровенно: “Постиг я весь социализм теперь и отрицаю все, а главное – религию и Церковь! Это же все одна профанация и скелет сгнивший!..” А батюшка ему кротко: “И очень хорошо, одной паршивой овцой меньше в стаде”. “Ну, – говорит, – узнаете овцу!” И перекинулся к Воронову. Стал тоже листки раздавать. А дура-ак!.. Тихий дурак, шестеро детей. Но благоустроился. Приятели ему пообещали учебным комиссаром сделать, на весь уезд, и автомобиль сулили. Стал он прихожан соблазнять. “Вон, – говорят, – и учитель новую веру принял... чего-нибудь тут да есть, ему известно, хороший человек был!” Жена его плакала приходила: “Отговорите его, стал все про духовную любовь говорить и от меня отказывается, велит “ветхую плоть” какую-то совлечь... Я, конечно, уж не молодая, но еще не ветхая...”
А она – гречанка, простая бабочка. “А он, – говорит, – с молодыми девушками в садах спорит насчет духовной какой-то любви, без брака. Помогите по мере сил!” Что с дураком поделаешь! Но не в сем тревога.
Дьякон вынул еще бумажку. Сверху – в медальоне портрет: мурластый, с напухшими глазами, – тупое, бычье. И подписано: “Воронов, глава Духовного Вертограда”. И от Иоанна: “Вы уже очищены... Пребудьте во Мне, и Я в вас”.
– Ну, не идол ли индейский, по роже-то?! – воскликнул с великой скорбью дьякон и щелкнул по портрету. – Всего его и веры. Не понимают, но смущаются. Вечерами на аристоне “куплеты” играет в садике, и с ним девицы. Голодают все, а он лепешки печет, кур жарит, и бутылки не переводятся. С “бесами” в дружбе, они ему ордеры на вино дают. Последил я через забор – чистый султан-паша в гареме! В пестром халате с кисточкой, и поет сладеньким голоском: “Пашечка, сестра Машечка... возродимся духовно, сорвем пелену греха!” И они-то, дурехи, грызут кости курячьи, и воркуют: “Сорвемте, братец по духу, Ларион Валерьяныч... только винца дозвольте!” А он бутылку придерживает и томит: “А что есть грех?” – “Стыд, братец”. – “Верно. Ева познала грех – стыд!” Возмутился я духом и возревновал. А он еще: “Будем причащаться духу!” И я крикнул через забор: “Так у тебя непотребный дом?! На это милиция существует!” И побежал в милицию. А начальник мне, дерзко: “Раз он такой магнит – его счастье!” Как-то во мне все спуталось, докладываю-то не. по порядку...
Как пришли вторые большевики, он в окошко на шесте выставил: “Долой ветхую церковь”, а внизу: “Всех причащаю Любви!” Стал домогаться, чтобы наш храм ему передали, бумагу подал. Совсем, было, подмахнул ему какой-то комиссар Шпиль, адвокатишка бывший, да наши дрогали подошли с дрючками и матроса привели: “Только подмахни, будет тебе не шпиль, а цельное полено!” Их не поймешь. Венчался у нас чекист Губил – помните, с кулак у него на шее дуля! – всем образам рублевые свечи ставил и велел полное освещение!
И вот, уехали с Врангелем. А тот все пережил, такой гладкий. И домогается! О. Алексия другой месяц в Ялте томят, чуть не расстреляли. Ну, я за него и принял бремя. Ничего не страшусь. Что страх человеческий! Душу не расстреляешь. И схватился с тем хулителем веры в последний бой!.. На Рождество проповедь сказал. Плакали. И Писание не так знаю, и в риторике слаб, и в гомилетике, но на волю Божию положился. Начну про хозяйство – а потом и сведется к Господу! Говорю: “Бывает засуха в полях, а там и урожая дождутся, такожде и в душах наших! Пропоем тропарь Празднику!” И поем. И про Свет Разума говорил: “Слушай Христа, что Он велит. И не устрашайся! Христа принимай к себе! Какой Он был? Что есть Солнце Правды?” Поговорил о Правде. Все вздыхают. “Можем мы без Христа?” – “Не мо-жем!” – все, в один раз! Прихожу домой... Кто шапку картошки принес, кто яичко, кто муки стаканчик. Идешь по базару – говорят: “Спасибо, отец дьякон!” Работаю по садам с ними, за полфунта хлеба, и все меня знают. И Свет Разума поддерживаю. Только теперь постигаю великое – Свет Разума! Все мудрецы посрамлены, по слову Писания. До чего доделали! У-мы!! И приняли кабалу и тьму. А которые не приняли – бежали в Египет от меча Иродова. А Свет-то Разума хранить надо? Хоть в помойке и непотребстве живем, а тем паче надо Его хранить. И только на малых сих надежда, поверьте слову! Мы с вами одиночки, из интеллигенции-то, а все – прохвосты, пересчитайте-ка наших-то! Волосы поднимутся. Об них страшную комедию писать надо, кровавыми слезами. Факты, фак-ты такие, и все запечатлены! Поцеловали печать. Думали – на пять минут только обманно предались, а потом в тинку и паутинку затянулись. И уже во вкус входят! И вот, Господь возложил бремя. Но вот какая история...
Читать дальше