Карен Армстронг - Библия - Биография книги

Ездра приступил к созданию духовной дисциплины, основанной на священном тексте. Отныне Тора была вознесена над всеми другими писаниями и впервые названа «законом Моисеевым». Но, если бы её просто читали как всякий другой текст, Тора могла бы показаться слишком трудной и сбивающей с толку. Её нужно было слушать в контексте ритуалов, отделяющих от обычной жизни и приводивших слушателей в особое состояние духа. Оттого что люди начали относиться к Торе по-новому, она и стала Священным Писанием.

Быть может, наиболее важной составляющей этой Торы с духовной точки зрения был сам Ездра [79] Michael Fishbane, The Garments of Torah, Essays in Biblical Hermeneutics, Bloomington and Indianapolis, 1989, pp. 64-5; Gerald L. Bruns, «Midrash and Allegory; The Beginnings of Scriptural Interpretation», in Robert Alter and Frank Kermode (eds), The Literary Guide to the Bible, London, 1978, pp. 626-7. . Он был священником, «усердным писцом Торы Моисеевой» и хранителем традиции [80] Ездр. 1:6. Перевод: Fishbane, Garments of Torah, p. 65. . Но он также представлял новый тип священнослужителя: богослова, который «страстно желал вопрошать (ли-дрош) Тору, данную Яхве, устанавливать законы и уложения и учить им народ Израиля» [81] Ездр. 1:10. Перевод: там же, p. 66. . Он предлагал нечто отличное от обычного наставления священника в обрядах и ритуалах. Библейский автор подчёркивает, что «была на нём рука Господня» — фраза, традиционно используемая для описания тяжести божественного вдохновения, снизошедшего на пророка [82] Ездр. 1:6, 9; ср. Иез. 1:3. . До вавилонского пленения священники имели обыкновение «вопрошать» (ли-дрош) Яхве, бросая жребии, для чего использовались священные предметы, называемые Урим и Туммим [83] 1 Цар. 9:9; 3 Цар. 22:8, 13, 19; ср. Неем. 7:65. . Новый провидец был не гадателем, а богословом, способным истолковать священные писания. Практика мидраша (толкования, экзегезы) навсегда сохранит это чувство вопрошания [84] Wilfred Cantwell Smith, What Is Scripture? A Comparative Approach, London, 1993, p. 290. . Изучение Торы было не научной задачей, а духовным поиском.

И всё же чтению Ездры предшествовала угроза исключения из общины и захвата имущества. За чтением последовало более мрачное собрание на площади перед храмом, во время которого люди стояли, дрожа под зимним дождём, заливавшим город, и слушали, как Ездра приказывал им отпустить своих иноплемённых жён [85] Ездр. 10. . Отныне сынами Израиля признавались только члены Голы и те, кто соблюдал требования Торы, как официального свода законов Иудеи. Всегда существовала опасность, что увлечение Писанием может перейти в чрезмерную приверженность традициям, могущую вызывать разногласия и жестокость.

Чтение Ездры знаменует начало классического иудаизма, религии, связанной не только с получением и сохранением божественного откровения, но и с его постоянным толкованием [86] Fishbane, Garments of Torah, p. 64. . Закон, прочтённый Ездрой, был абсолютно неизвестен людям, которые плакали от страха, слыша его впервые. Излагая текст, толкователь не воспроизводил оригинальную Тору, вручённую Моисею в далёком прошлом, но создавал нечто новое и неожиданное. Библейские писатели работали точно так же, радикальным образом перерабатывая тексты, доставшиеся им в наследство. Богоявление не произошло один раз на все времена; это был постоянно длящийся процесс, который не мог быть завершён: всегда оставались новые, неоткрытые учения.

К тому времени существовали две сложившиеся категории писания: Тора и Пророки (Невиим). Но после вавилонского пленения был создан ещё один свод текстов, который стал известен как Ктувим, «Писания», где порой содержались лишь новые истолкования более древних книг. Так, например, Хроники, историческое повествование, созданное авторами-священниками, по сути, представляло собой комментарий к истории Самуила и Царств, изложенной во Второзаконии. Когда две эти книги были переведены на греческий язык, они получили название Паралипоменон: «пропущенное» [87] Bruns, «Midrash and Allegory», pp. 626-7. . Авторы писали между строк, чтобы восполнить то, что они считали пробелами в более ранних записях. Они разделяли идеалы примирения, исповедуемые автором источника «P», и хотели наладить общение с теми евреями, которые не были угнаны в плен и теперь жили на севере. Поэтому они опустили резкие высказывания, направленные против северного царства.

Значительное число текстов Писаний принадлежало к школе, отличавшейся от традиций и Закона, и Пророков. В древности на Ближнем Востоке мудрецы, занимавшиеся судопроизводством в качестве учителей и советников, как правило, считали, что всё сущее подчиняется некоему грандиозному божественному закону, лежащему в основе всего. Еврейские мудрецы называли этот закон Хокма, «Премудрость». Всё — законы природы, общество, события жизней отдельных людей — подчинялось этому божественному замыслу, который ни один человек никогда не сможет постичь во всей его полноте. Однако мудрецы, посвятившие свои жизни размышлениям о Премудрости, считали, что изредка им удаётся увидеть её проблески. Некоторые выражали свои озарения в виде лаконичных и содержательных сентенций, например: «Царь правосудием утверждает страну, а муж высокомерный разоряет её». «Человек, льстящий другу своему, расстилает сеть ногам его» [88] Прит. 29:4, 5. . Традиция Премудрости изначально имела мало общего с Моисеем и законом, данным на горе Синай, она была связана с царём Соломоном, который имел репутацию человека, наделённого проницательностью и остроумием [89] 3 Цар. 5:9-14. , и три книги из Ктувим приписывались ему: книга Притчей, Экклезиаста и Песни Песней. Книга Притчей была собранием практических афоризмов, подобных двум, приведённым выше. Книга Экклезиаста, состоявшая из размышлений, исполненных глубокого цинизма, рассматривала всё сущее как «суету», что, казалось, шло вразрез со всей традицией Торы; а книга Песни Песней была эротической поэмой, на первой взгляд, не имевшей никакого духовного содержания.