Последний сноп, принесенный с полей в дом, в период двоеверия даровался иконам святых, с просьбами об обильном урожае в следующем году: "… в день свв. Козьмы и Дамиана (14.XI) им "дарили" последний сноп со словами: "Вуот тибiе Кузьма и Демьян борода, а нам каша да дежень" [Нижегородская губ.]. В Вятском крае последний сноп ставили в передний угол и кормили ритуальной кашей, называемой саламат (из ячневой крупы). Кроме того, делали Кузьму – маленький снопик ржи, льна, ставили в угол к иконам и приговаривали: "Кузьму в уголок, а хлеб в сусек!" (3 раза). Кузьму угощали ячной кашей: "Поешь с нами, Кузьма!" Полагали, что если Кузьму не позвать, урожая на следующий год не будет" (Усачёва В.В.: 108, с. 100).
Стирание в народной памяти сакральной связи "бороды" с Божествами и духами иномирья привело к смешению символов разной направленности. "Бороду" стали украшать женскими атрибутами, сохранив мужскую направленность при́говора: "Пучок колосьев ("борода") украшался лентами и цветами, иногда на него повязывалась косынка. Это называлось "завить" или "оставить бороду" Богу, Николье, Илье, Кузьме-Демьяну, Христу, а на северо-востоке – Власу, Волоту (от старославянского бога богатства Белеса)" (Тульцева Л.А.: 69, с. 556). В этом слиянии образов содержатся составляющие, обращенные и к Рожанице-Земле, и к Хранителю-Велесу.
Перенос дожинальной "бородки" только на мужское Божество или церковных святых произошел во времена, когда женское Божество, Великая Мать, отодвигалась на второй план. В архаичные времена завершение жатвы сопровождалось, в первую очередь, заботой о Рожанице: "Закончив жатву, женщины втыкали серпы в последний снопик или протаскивали их под "бородкой" (арочкой из колосьев). Последнее действие называлось "женитьбой серпа". В этом ритуале серп символизирует мужское, а "бородка" женское репродуктивное начало ("бородкой" иносказательно называли лобковые волосы у женщин)" (Щепанская Т.Б.: "Бабняк": 98, с. 40). Такой-же эпитет к женским гениталиям можно встретить, например в описании быта староверов-беспоповцев Усть-Цильмы: "…Форма игры имела явно эротическую направленность, подтверждавшуюся завершавшими ее словами потешки: "Борода, посередке щыль, / Да пригодится всим" (Дронова Т.И.: "Представления о "греховности"…": 110, с. 131).
Завязывание "бородки", разделении перевязью "верха" и "низа" в магическом смысле имело отношение и к роженице – Матери Земле и к рожденному ею "сыну". "Верхушки завязанных колосьев осмыслялись в качестве "родившегося ребенка" – плода земли" (Шангина И.И.: "Жнея": 98, с. 219) и в этом смысле перевязь означает действия с пуповиной. Верхняя часть – колосья – принадлежит мужскому Божеству и несет в себе сложное сакральное содержание: воздаяние, жертва Солнцу за урожай и – одновременно – символизирует возрождение его эротической мужской силы, которая обеспечит урожай будущего года. "За верхушками колосьев – "родившимся ребенком" – стоит многозначный образ, трактовавшийся по-разному – дух хлеба, земли, нивы, солнца, огня, будущего урожая и т. п. Исходя из восточнославянского материала, мы подчеркиваем в нем прежде всего признаки мужской природы, каковы бы ни были его смысловая насыщенность, терминологическое и видовое разнообразие оформления верхушек (антропо-зооморфное, растительное, комбинированное)" (Бернштам Т.А.: 94, с. 156). Полабские славяне также воздавали почести за урожай и женскому и мужскому Божествам: "Такъ урожаи полей… зависели отъ богини жизни Живы и отъ бога света и солнца Святовида. Въ честь последняго, по окончаніи жатвы, совершалось празднество" (Срезневский И.И.: 27, с. 10).
Род в ипостасях небесных Божеств, оплодотворяющих, согревающих, увлажняющих Землю-Мать, получал своё продолжение в созревших зёрнах. "Песенному "гуканью" был тождествен коллективный крик жниц при зажине и дожине, с обращением к солнцу, зафиксированный в севернорусских областях, где песенного гуканья не было" (Бернштам Т.А.: 94, с. 153). Сосредоточенная в колосьях зарождающаяся мужская сила ещё должна будет проявиться при весеннем оплодотворении Земли, но магические ритуалы, обращенные к ней, начинались сразу после "рождения". Обряды и обрядовый фольклор, относящийся к "богу в жите", подчеркивают сексуальный, оплодотворяющий характер "родившегося" (там же, с. 152). Слово "бородка" в магическом ритуале, таким образом, несло в себе двойной смысл, относящийся к волосам: ожидаемое взросление и половое созревания новорожденного (мужское начало), и завершение родов, "закрытие" женского детородного органа. И у других народов Европы, как отметила Т.А.Бернштам, "Символика "обрезания пуповины" видится нам в обрядах бросания серпов в последние колосья, в мотивах отсекания "головы", "обрезания хвоста", в иносказательных названиях колосьев – "шея", "хвост" (у европейских народов), "коса", "борода" (у славян), Обрезание освобождало "родившегося" от нивы…" (там же, с. 155).
Читать дальше