Н. Неплюев - Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 1

Теперь я очень доволен, что взял его. Славный он у меня, добрый, старательный во время работы, прилежный во время учения.

Только глупые и злые люди не понимают ни любви, ни благодарности. Сильно любила Яшу его бедная, больная мать, и Яша помнит о ней и любит ее.

Раз, когда все вы были у меня, я заиграл на фортепьянах грустную песенку. Молча слушал Яша, тихо вышел в другую комнату и долго не возвращался. Пошел я посмотреть, а он сидит грустный такой, весь бледненький: «Что ты, Яша, пригорюнился», – спрашиваю его, а он молчит, глаза опустил, слезы закапали. Взял я его на колени: «Скажи, – говорю, – что у тебя на душе, легче станет». Спрятал он ко мне на грудь свое бледное личико, да так тихо, чуть слышно, говорит: «О маме вспомнил», – крепко обвил мою шею ручонками да так зарыдал, как рыдать умеют только те, кто не только много горя видел, но и чутким сердцем это горе перечувствовал.

Дня через два повез я его в Глухов, где мать его лежит в больнице. Увидел Яша, что хорошо ей там, и успокоился, и повеселел мой добрый мальчик.

Другой раз он сильно провинился.

Стал я ему объяснять значение и последствия его дурного поступка, сильно он затосковал, как понял, что поступил дурно, целую неделю играть не хотел с товарищами, сидит в уголке грустный такой, задумается.

Жаль мне его стало, приласкал его. «Ты понял, – говорю ему, – что поступил дурно, значит, другой раз так не поступишь, ну, посмотри мне в глаза, видишь, и я на тебя не сержусь более», – а он мне отвечает: «Вижу, а все думается», – и опять горько заплакал.

С этой минуты я полюбил моего Яшу больше прежнего. За чуткое сердце его полюбил. Если будет он во всю жизнь так вдумываться в свои дурные поступки, так сильно сожалеть о них, хорошим, очень хорошим человеком станет Яков.

Только бы к чуткому сердцу да железную волю, чтобы никакой дурной человеке, никакое дурное желание не осилило доброе, чуткое сердце.

Сергей. Часто я повторял вам, детки, что никогда не запрещаю вам что-либо без причины; если я что вам запрещаю, значит, знаю, что оно чем-либо вредно для вас, может помешать вашему счастью; потому я никогда и не запрещаю вам ничего, не сказав, почему так поступать или такое чувство в себе иметь не следует и какие последствия из того выйти могут.

Вы еще так мало на свете прожили, так мало видели и знаете, что вам самим не распознать, что хорошо и что дурно.

Все в человеке – привычка; привыкнете вы к дурному, вредному – будете дурными, вредными и несчастными людьми; да, вредными для других и сами несчастными; по пословице: что посеешь, то и пожнешь , посеете для других горе и злобу, пожнете для себя то же горе, ту же злобу сторицею.

Зло, вред и горе неразлучны; если бы все люди понимали, как много вреда они себе делают, стараясь вредить другим, все бы они стали добрыми, чтобы быть счастливыми.

Не всегда человек вредит себе и другим, потому что хочет вредить, гораздо чаще он делает это по глупости. Теперь я бы этого не сказал. Горьким опытом я узнал, что зло происходит не от глупости, а от грехолюбия, по незнанию; вот в эти минуты, когда человек не знает, что добро и что зло, ему нужен совет опытного, знающего, искренне любящего его друга.

Таким другом я и хочу быть для вас, дети. Я-то этого хочу от всей души, но этого недостаточно, надо, чтобы и вы смотрели на меня как на вашего лучшего друга и были со мною вполне откровенны, иначе мне невозможно быть полезным вам, несмотря на все мое желание.

Вы все хорошо знаете нашего Серегу и, конечно, удивляетесь, что вместо того, чтобы говорить о нем, лучшем и по учению, и поведению между всеми вами, я напоминаю о пользе откровенности. Когда же Сергей бывал скрытным?

До сих пор я всегда называл неоткровенным, скрытным того из вас, кто лгал, не признавался в своих дурных поступках; такая откровенность обязательна для всякого честного человека, и наш честный Сергей никогда не был скрытен в этом смысле.

Но есть и другая высшая откровенность, такая откровенность, какой не имеет права требовать от вас всякий встречный.

Когда мы сильно любим и уважаем человека, нам хочется поделиться с ним каждым нашим желанием, каждой нашей мыслью; при каждом затруднении мы рады обратиться к такому человеку за советом; ему нам приятно сказать то, что ни за что не сказали бы никому другому.

Только тот человек и может считаться нашим истинным другом, кому мы дарим такое доверие, перед кем чувствуем потребность открыть всю свою душу. Вот этой-то откровенности я и жду от вас, дети, и буду гордиться ею, когда заслужу ее.