Вячеслав Сорокин - Христианство и зло

Многое в природе зла открывается через анализ значения этого слова. То, что вещи даны до слов, неоспоримо; но то, что они для рассудка становятся тем, чем они для него являются, в значительной степени благодаря значениям слов, также неоспоримо. Назвать вещь – значит соединить с её именем своё отношение к ней. Всякое знание относится не к объективно существующей вещи, но к вещи, которая существует в сознании как продукт двух важнейших способностей духа – способности восприятия и способности мышления. Исследование обеих этих способностей – цель трансцендентальной философии, основания которой были заложены Кантом. Центральный принцип трансцендентальной философии: до исследования вещи должна быть исследована сама способность исследования. Возможно распространить этот подход также на имя вещи и на способность рассудка давать имена. Вопрос, что такое зло, в этом случае относится не к тому, что есть, но к тому, что принято называть злом. Для понятия зло нет однозначного коррелята. Рассудок черпает критерий зла не извне, но из самого себя, он творит его сам, и если одному человеку какая-то вещь представляется тем предметом, который подпадает под его критерий зла, а другому та же вещь не представляется таким предметом, каждый, считая или не считая эту вещь злом, прав для самого себя, а для другого неправ. Вопрос, кто из обоих прав объективно, тут бессмыслен. Если бы зло существовало объективно и было одинаково для всех, не было бы споров о том, зло или не зло та или иная вещь. То, что такие споры возможны, свидетельствует не о том, что одни люди способны, а другие не способны распознавать зло. Все способны распознавать зло, но не все видят зло в тех же вещах. Расхождения во мнениях не касаются вопроса, существует ли зло; в этом все согласны. Но то, что зло для одного, не зло для другого, и это, может быть, самый существенный момент в природе зла, не допускающий единого и одинакового для всех отношения к этому феномену. Помимо вопроса, могут ли два человека одинаково воспринимать зло, как они одинаково воспринимают квадратную или круглую форму или красный цвет, возникает вопрос, можно ли одинаково пользоваться словом «зло» для обозначения различных видов и форм зла. Но если уже в отношении значения этого слова и его употребления невозможно всеобщее согласие, оно тем более невозможно в отношении зла как такового. Невозможным представляется согласие уже в главном вопросе: существует ли зло как таковое или оно порождение чувств человека, его воображения и мысли.

Вопрос, в какой мере зло присуще христианству, главный вопрос, разделяющий сторонников и противников христианства на две враждебные партии. Легко установить, сторонник ли человек христианства: в этом случае он не будет считать христианство повинным в масштабном зле. Противниками и сторонниками христианства становятся как раз по тому основанию, считают ли причастность христианства ко злу значительной или несущественной. Небольшие погрешения христианству прощаются, особенно если им можно противопоставить заслуги. При отсутствии у христианства заслуг и при наличии только злых дел никто бы не захотел стать христианином.

Такова общая формальная сторона дела, которая дополняется фактической стороной – теорией и практикой христианства. Тут возможны, по крайней мере, четыре случая: теория и практика христианства хороши; теория христианства хороша, а практика плоха; и теория, и практика христианства плохи; теория христианства плоха, а практика хороша. Четвёртый случай, как самый маловероятный, можно исключить из рассмотрения. Из оставшихся трёх случаев только в первом – теория и практика христианства хороши – исключается возможность для христианства быть злом. Если теория и практика христианства хороши, исключено, что могут быть недовольные им. Из того факта, что у христианства есть противники, и их много, сообразно значениям понятий вытекает, что, по крайней мере, для этих людей христианство причастно ко злу, а какова степень этой причастности, вопрос особый.

Значениями понятий мышление так же принуждается к однозначным выводам, как и реальными положениями дел. Но нам нет необходимости углубляться в вопрос о различии между выводами из значений понятий и выводами из фактов. Выше были отвергнуты как маловероятные два положения дел: когда теория плоха, а практика хороша; когда теория и практика хороши, а явление (христианство) тем не менее плохо. Остаются два положения дел, которые должны быть рассмотрены в контексте взаимоотношений христианства и зла: когда теория хороша, а практика плоха, и когда и теория, и практика плохи. Наименее вероятным представляется второй случай. В общем мнении, даже во мнении тех, кто отвергает христианство по другим причинам, утвердилось представление о высоких этических ценностях христианства. Если религия или идеология преследует всеми одобряемые цели, но практические результаты оказываются незначительными или даже обратными ожидаемым, эта неудача в какой-то мере оправдывается положительным характером замысла. То, что замысел в данном случае не получилось осуществить, трагедия, а не преступление. Так на повестке дня оказывается вопрос вины христианства: можно ли возлагать на него ответственность за эту неудачу, и если нет, то кто ответственен за неё. Даже если причастность христианства ко злу в рамках его практики однозначно выявлена и подтверждена, из этого ещё нельзя сделать заключение о безусловной вине христианства: оправданием ему может служить красота его идеалов и принципов. Именно эта точка зрения на христианство наиболее распространена и разделяется всеми его сторонниками: несмотря на практические трудности и проблемы с воплощением христианских ценностей и принципов в жизнь, сами эти ценности и принципы нисколько не утрачивают через это своего положительного характера и продолжают оставаться для человека важнейшим духовным ориентиром.