Вячеслав Сорокин - Христианство и зло

Человек знает, что он должен избегать причинения зла ближнему; он и сам порой хочет этого. Но он может хотеть и противоположного. Не в этом ли состоит смысл и ценность свободы – в возможности взаимоисключающих хотений? «Хочу властвовать над моими хотениями!» В этом желании проявляет себя главное хотение человека – хотение абсолютной свободы. «Хочу уметь хотеть» и «хочу уметь не хотеть» – такое умение и было бы состоянием абсолютной свободы для человека, если бы оно было возможно. Но возможно для него совсем другое: подчинённость власти удовольствия и непрекращающаяся внутренняя борьба между себялюбием и совестью. Моральная составляющая есть то, что делает хотение моральным или аморальным. Хотение, лишённое этой компоненты, внеморально .

Наличием этой компоненты осложняется отношение человека к своему хотению: он осознаёт себя моральным существом, ответственным за свой будущий поступок. Роль моральной компоненты в поведении – посредничать между эгоизмами, выравнивая и примиряя между собой эгоизмы всех.

Христианину позволяется только хотеть любить. Это морально-положительное хотение, из которого будто бы проистекают все другие морально-положительные хотения. Христианин знает, что это требование нереализуемо. Можно установить моральные максимы с намерением не следовать им. Если это максимы возвышенные, они удобны как раз тем, что, осознаваемые как высокие, они наполняют душу гордостью, но не делают необходимым следование им. Христианство понимает себя как религия любви. Но нет человека, который был бы способен только любить. А если явится такой человек, он очень скоро станет всеми осмеиваемым и презираемым изгоем.

Есть моральная философия и есть христианство, религия, принимаемая и прославляемая за её высокие моральные ценности. Странен этот параллелизм. Мораль – дар Бога человеку. Философы хотят судить о том, о чём уже вынес своё суждение Бог. Разве уже не обрёл человек моральную истину милостью Высшего существа? Она провозглашена в том числе и для философов – устами Того, кто знает всё . Но религий много, и это ставит разум перед трудностями. Это и делает необходимым явление философа. И он является – объективный, незаинтересованный ум. Он видит свою миссию в том, чтобы внести порядок в тот хаос, который порождён множественностью религий.

Число желающих подвергать сомнению христианские догматы всегда было велико, но почти не было желающих подвергнуть сомнению моральное учение Христа. Представим себе Ницше проповедущим рядом с проповедующим Христом. Очевидно, на чьей стороне будут симпатии большинства. Но когда большинство было право? Ницше замалчивается; в церквях не произносится его имя; но можно ли делать вид, что Ницше не было? Конфликт между философом и христианством по-прежнему актуален. Слово Ницше по-прежнему звучит мощно, а христианству мало что есть возразить на него. Сопоставимы ли оба пророка – каждый своей истины – Христос и Ницше? Примиримы ли их позиции? В словах Ницше с казуистической дотошностью выискиваются противоречия, после чего делается вывод: Нишце христианин. К. Ясперс: «Мышление Ницше фактически определяется христианскими импульсами, хотя содержание их утрачено» [3] Карл Ясперс. Ницше и христианство. М.: Моск. филос. фонд Медиум, 1994. С. 41. . И далее: «Воля к истине и к знанию у Ницше тоже христианского происхождения» [4] Там же. С. 58. . Истина Ницше недоступна заурядным умам, но она и не обращена к заурядным умам; оттого-то он был услышан лишь немногими. Сработал истинкт самосохранения большинства, который подсказывает: лучше быть на стороне Христа, но не потому, что его слово истина, а потому, что оно добро . Истина, возможно, на стороне Ницше, но добро для человека важнее истины. Даже если слово Христа заблуждение, большинство предпочтёт его истине Ницше.

Такого феномена, как христианская мораль, нет в строгом смысле слова. Учение Христа кишит неясностями и противоречиями. Слова Ницше ясны, слова Христа нуждаются в истолковании. Их подлинный смысл никогда не будет выявлен. Желающих не видеть очевидное – христианство в глубочайшем кризисе – много. В Ницше возможно видеть собирательный образ философа-бунтаря. Он пришёл обрушить христианство. Были такие попытки и до него, но его попытка стала самой мощной и для христианства самой болезненной. Но то, что христианство в кризисе, не заслуга Ницше. Если бы он явился с замыслом спасти христианство, он бы, возможно, был причислен ныне к лику святых, но он бы не изменил ситуацию. Потому что не выдающиеся одиночки, вроде Спинозы и Ницше, даже если их будет много, решат судьбу христианства. Если тысяча человек толкнут скалу, она всё же не скатится в пропасть, а если скала катится в пропасть, тысяча человек не удержат её. Есть желающие возродить христианство в первоначальном виде с его былым – будто бы присущим ему – духом искренности и жертвенности. Причина очевидна: с моральным учением Христа, даже если оно заблуждение, жить лучше человеку, чем с истиной Ницше.