Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Но вскоре сибирские самосожжения прекратились на полстолетия, до тех пор, пока не появилось новое поколение решительных фанатиков-руководителей [342]. Первое из сибирских самосожжений, известных по документам XVIII в., относится к 1743 г. Оно произошло близ деревни Лепехиной, подчиненной ведению Белоярской судной избы [343]. Следующее крупное самосожжение здесь, в Тобольском уезде, состоялось после значительного перерыва-в 1751 г.

На Европейском Севере череда самосожжений не прерывалась на протяжении последней четверти XVII и всего XVIII в., а отдельные небольшие рецидивы «гарей» случались здесь вплоть до середины XIX в. Последнее самосожжение старообрядцев, произошедшее в 1860 г. в Каргопольском уезде Олонецкой губернии, унесло 14 жизней [344]. «Гари» повторялись на отдельных территориях Севера с ощутимой регулярностью. Начало положили небольшие самосожжения 1666 г., произошедшие в Вологодском уезде [345]. В разгар расследования причин и обстоятельств первой «гари» здесь произошло новое самосожжение: крестьянское семейство из семи человек по невыясненным причинам сгорело в «дехтярном струбе» [346]. Это скромное начало стало прологом более масштабной трагедии. С 1690 по 1753 г. в Верхнем Подвинье произошло 8 массовых самосожжений, в которых погибло 611 человек [347].

В Поморье идея «огненной смерти» нашла поддержку у весьма влиятельных и образованных проповедников – бывших соловецких монахов, чудом избежавших беспощадной расправы после взятия «честной обители» царскими войсками. В Соловецком монастыре в период восстания 1667–1676 гг. идеал страдания стал весьма популярным. При этом в ходе бунта произошел переход от идеи «пассивного страдания и непротивления насилию к практике вооруженной борьбы» против слуг Антихриста [348]. Постепенно идеи добровольного страдания и сопротивления власти слились воедино в учении о самосожжениях, которым почти всегда предшествовали столкновения с правительственными войсками. Протопоп Аввакум уверял своих учеников, что на «том» свете соловецкие монахи наказывают царя Алексея Михайловича за штурм православной святыни и их собственные страдания, «распиливая его тело и подвергая его другим мучениям» [349].

Но и на «этом» свете, в реальности, участие чудом спасшихся от казни соловецких монахов в борьбе против господствующей церкви вообще и в организации самосожжений, в частности, оставалось ощутимым. Известно, что Соловецкое восстание «оказало серьезное влияние на становление такой специфической формы антифеодального протеста конца XVII–XVIII вв., какой являлось старообрядчество» [350]. Авторитет соловецких страдальцев, заработанный в долгой и бескомпромиссной вооруженной борьбе за старую веру, в значительной степени повлиял на дальнейшее распространение учения о «самогубительной смерти». На эту закономерность первым обратил внимание еще в конце XVII в. старообрядческий писатель Семен Денисов в «Повести об осаде Соловецкого монастыря». Так, самосожжением 1693 г. в дер. Строкиной Пудожской волости руководил бывший соловецкий монах Иосиф Сухой. Сам он был убит во время перебранки с «гонителями», обязательно предшествующей «гари»: «от воинов, обличающ новины, их пулею устрелен». Его решительные сторонники все же довели до конца дело, начатое наставником: «огнем скончашася, числом суще яко тысяща двесте душ» [351]. Еще большую известность снискал соловецкий черный дьякон Игнатий Соловецкий [352]. Он стал наставником старообрядцев, захвативших в 1687 г. Палеостровский монастырь и 4 марта этого же года совершивших самосожжение в его стенах. Здесь погибло, по данным старообрядческого автора, 2700 человек. Он же перед смертью благословил следующее самосожжение 1688 г. в этой же обители. В 1687 г. обессмертил свое имя еще один соловецкий монах, «прелестный диакон и благоговейный инок» Еерман Коровка, организовавший самосожжение в дер. Березов наволок Кольского присуда. После гибели большинства соловецких монахов и их последователей самосожжения продолжались некоторое время по традиции, освященной мученической гибелью «за древлее благочестие» выдающихся старообрядческих проповедников и их последователей.

В царствование Петра I в распространении «самогубительной смерти» происходит ощутимый перелом. После него, как полагал Сапожников, «должно было последовать постепенное, но медленное исчезновение этого изуверства с исторической сцены» [353]. Крупные самосожжения в этот период еще происходили в отдельных местах империи, но они явно утратили массовость, «стали не так многолюдны, как были раньше» [354]. Примером сохранения преемственности в самосожжениях в этот период может послужить Мезенский уезд. Как доносил епископ Варнава, в Азопольской волости «противников святой церкви, не хотящих быть у присяги, <���…> сожглось 108 человек, да и прочие к тому готовы» [355]. И все же в это время «старообрядчество как массовое движение потеряло эсхатологический накал», что немедленно отразилось на числе участников самосожжений. Но одновременно оно начало постепенно упрочиваться как стабильная, альтернативная господствующей церкви религиозная система [356].