Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Иисус тоже сравнивает «Сына Человеческого» с животными. Лисы имеют норы, и птицы гнезда (Мф 8:20 и пар.), а Сыну Человеческому негде преклонить голову. В одном случае Иисус даже сравнивает со зверем правителя, называя Ирода «лисицей» (Лк 13:32). В сравнении со зверями-царствами из Дан 7 Ирод – «зверек» небольшой. Однако очевидно, что само восприятие политической силы как «зверя» не было чуждо Иисусу. Впрочем, оно остается для него вторичным мотивом.

В центре же стоит иной мотив. Противопоставление властей земных и небесных у Иисуса сменяется противопоставлением власти Бога – и власти сатаны. Изгнание бесов свидетельствует о том, что приходит Царство Божье (Мф 12:28 / Лк 11:20). Сатана связан (Мк 3:27) и утратил силу (Лк 10:18). Означает ли это противопоставление Царства Божьего и царства сатаны то, что противопоставление власти Бога и власти зверя ушло на задний план? Занял ли сатана место зверей из Дан 7? [632] Сатана спал с небес, как молния (Лк 10:18) – и так же Сын Человеческий явится, как молния на небесах (Лк 17:24 и пар.).

Возможно, есть и еще одна причина тому, что из проповеди Иисуса исчезли символы зверей. Поразительно, что, в противоположность широко распространенной в то время басенной литературе, у Иисуса образ Царства Божьего олицетворяют не звери, а люди. Притчи его, за очень немногими исключениями, не содержат в себе метафор, отсылающих к животным. Так, притча о заблудившейся овце – в сущности, притча о Пастыре Добром. Царство Божье в учении Иисуса постоянно сравнивается с поведением людей, а не животных. Мы вправе спросить, не видение ли Даниила, в котором Царство Божье «подобно человеку», поощряло или даже вдохновляло эти многочисленные «человеческие» метафоры в учении Иисуса? Если, согласно Дан 7:13, Царство Божье будет «как бы» Сын Человеческий, то и визуализировать его нужно с помощью образов людей. Однако в евангельских речениях о Сыне Человеческом сравнительная конструкция «как бы» отсутствует.

Выражение «Сын Человеческий» остается загадкой. Мы можем уверенно говорить лишь о его антропологическом значении – и о том, что оно, как и термин «мессия», сочетает в себе несовместимые ожидания. Оно применимо к любому человеку – и в то же время это высочайший и почетнейший титул. Оно относится к космическому существу, которое является с небес и открывает себя людям. Но об этом мифическом существе говорится, что оно «человек». Три проблемы препятствуют в наше время единообразному пониманию изречений, связанных с «Сыном Человеческим». Сформулируем эти проблемы в форме вопросов.

1. Почему Иисус говорит о «Сыне Человеческом» в третьем лице, как бы имея в виду не себя, а кого-то другого?

Это упоминание о себе в третьем лице – не единственное в преданиях об Иисусе. Об «учителе» и «пророке» Иисус также говорит в третьем лице, явно имея в виду себя. Когда он говорит: «Ученик не выше учителя своего» – это означает: «Ученик не выше меня, как его учителя». Когда говорит: «Должно пророку быть убитым в Иерусалиме» – это означает: «Я буду убит в Иерусалиме, как и другие пророки». Поскольку в других местах мы видим, как Иисус применяет к себе ролевые термины, вполне возможно, что и говоря о «Сыне Человеческом», он имеет в виду себя, – особенно в тех речениях, где Сын Человеческий предстает как лицо, действующее в настоящем. Однако, когда речения о Сыне Человеческом относятся к будущему, вполне возможно, что Иисус имеет в виду кого-то другого. Из этого мы заключаем, что, говоря о грядущем Сыне Человеческом, Иисус сознательно оставляет открытым вопрос о том, был ли этим Сыном Человеческим он сам.

Открытым остается и вопрос о том, какую задачу он должен выполнить. Речения о будущем Сыне Человеческом далеки от однозначности. Сын Человеческий появляется как свидетель перед Богом, как судия рядом с Богом, как тот, кто придет на место Бога. В Лк 12:8–9 он предстает как свидетель на Божьем суде: «Всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын Человеческий исповедает пред Ангелами Божиими; а кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими». Подобно царице Юга и народу Ниневии Иисус станет свидетелем на суде Бога – хотя будет не только обвинять, но и защищать людей. Это речение вполне может быть подлинным; возможно даже, что именно оно, произнесенное еще до Пасхи, дало толчок к созданию послепасхальных речений о Сыне Человеческом [633] См.: Müller, «Jesus als ‘der Menschensohn’», с. 107–108. . Если в речении у Луки Сын Человеческий стоит перед Богом, то в Мк 14:62–63 он сидит как судия по правую руку Бога ; иными словами, он уравнен с Богом. Когда Иисуса спрашивают перед Синедрионом, он ли Мессия, Сын Благословенного, он отвечает: «Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Слово «узрите» здесь отсылает к Дан 7; место одесную Бога пришло из Пс 109:1. Возможно, на этот текст оказали влияние мистические переживания первых христиан, которым Иисус являлся в видениях как преображенное существо, принадлежащее к миру божественному. В других речениях Сын Человеческий занимает место Бога. «Сын Человеческий в день Свой» (Лк 17:24, 30) – аналог «дня Яхве»; «пришествие» Сына Человеческого (Мф 10:23, Лк 12:40) аналогично пришествию Бога [634] Там же, с. 114–126. . В Мк 13:24–27 пришествие Сына Человеческого на облаках небесных, несомненно, описывается как богоявление.