Гари Хабермас - Исторический Иисус. Древние свидетельства жизни Христа

Труды Рудольфа Бультмана стали еще одним фактором, препятствовавшим поискам исторического Иисуса. В очерке «Новый Завет и мифология», написанном в 1941 г., Бультман популяризовал богословскую методологию демифологизации, согласно которой любые свидетельства, служащие основанием веры, отодвигаются на задний план [14] Rudolf Bultmann, «New Testament and Mythology,» in Kerygma and Myth: A Theological Debate, ed. by Hans Werner Bartsch (New York: Harper and Row, 1961), например, pp. 3-8.– P. Бультман, Новый Завет и мифология. . С его точки зрения, библейские описания сверхъестественных событий были ключевой составляющей раннехристианской веры, но сегодня их никак нельзя понимать буквально. Однако язык, которым говорится о сверхъестественном, существенен сам по себе, и его следует не отбрасывать, а интерпретировать по-новому – в свете экзистенциального смысла, применимого к современной жизни и принятию решений.

Хотя богословские взгляды Барта и Бультмана значительно расходились, а часто были диаметрально противоположны , вопрос об историчности Иисуса оба богослова считали неуместным. Многие их последователи соглашались с ними, хотя и не до конца.

На протяжении долгих лет многие богословы находились под влиянием экзистенциального подхода Бультма-на. Однако начали появляться признаки того, что этот подход устраивает не всех. В 1953 г. Эрнст Кеземан в своей знаменитой лекции заявил: приверженность первых христиан определенному учению не означает, что верующих не интересовала хотя бы минимальная совокупность исторических фактов из жизни Иисуса. Вера в Иисуса предполагает определенное историческое содержание [15] Лекцию Кеземана можно найти в кн.: Essays on New Testament Themes, transl. by W.J. Montague (Naperville, IL: Allenson, 1964), pp. 15-47. .

Другие последователи Бультмана вскоре присоединились к Кеземану в сдержанной критике скептических подходов, отрицавших какое бы то ни было историческое основание раннего христианства. В то же время такие ученые, как Гюнтер Борнкам, продолжали поддерживать определенные идеи Бультмана, отвергая начавшийся в девятнадцатом веке «поиск исторического Иисуса» и утверждая, что, хотя о жизни Иисуса можно узнать довольно много, вера не зависит от исторических исследований [16] Günther Bornkamm, Jesus of Nazareth, transl. by Irene and Fraser McLus-key with James M. Robinson (New York: Harper and Row, 1960), chapter I. .

Под влиянием Кеземана, Борнкама и других исследователей Джеймс Робинсон отверг старый поиск, предложив новый подход к вопросу об историческом Иисусе. Соглашаясь с другими в том, что вера не зависит от исторических исследований, он, тем не менее, утверждал, что христианская керигма (основа учения) требует исторического основания:

«Этот акцент керигмы на историческом существовании Иисуса экзистенциально обязателен именно потому, что керигма... говорит о значимости жизни «во плоти».

Именно то внимание, которое в керигме уделяется историчности Иисуса, делает необходимым новый поиск» [17] James M. Robinson, A New Quest of the Historical Jesus, Studies in Biblical Theology, First Series, 25 (London: SCM, 1959), pp. 85-92; cf. pp. 9-22. .

Ученые, занявшиеся «новым поиском» исторического Иисуса (так стали называть это движение), популяризовали тест на историческую подлинность, применявшийся к жизни Иисуса. Этот тест, который часто называют «критерием несходства», утверждает, что подлинен только тот материал, относящийся к жизни Иисуса, который не заимствован ни из раннехристианского учения, ни из иудаизма. Когда материал Евангелий не происходит ни из одного из этих источников, можно с определенной долей уверенности назвать его историческим [18] Там же, с. 99-100. .

Однако применение критерия несходства привело к тому, что материала стало гораздо меньше, чем при использовании старых методов поиска. Один из главных недостатков этого теста заключался в том, что он отрицает какую-либо общность Иисуса с иудейскими или христианскими убеждениями, что совершенно нелепо, так как Он вырос в первой среде и стал главным вдохновителем второй. Таким образом, приверженцы этого подхода не сумели освободиться от исторического скептицизма, который сами же критиковали.

Кроме того, возник вопрос: оправданно ли использование дополнительной информации, и если да, то на каких основаниях? Другие ученые пошли гораздо дальше в критике тех, кто категорично ограничивал поиск исторической основы жизни Иисуса; это ограничение было господствующей тенденцией по крайней мере до середины двадцатого века. Иногда в своих выводах они, казалось, симпатизировали традиционному христианству, особенно когда настаивали на некоторых сверхъестественных элементах, содержащихся в Евангелиях.