Александр Ткаченко - Загадки Бога. Ответы на самые неудобные вопросы о Творце вселенной

Завтра кто-то утром в постели Поймет, что болен неизлечимо, Кто-то, выйдя из дома, попадет под машину. Завтра где-то в одной из больниц Дрогнет рука молодого хирурга, Кто-то в лесу нарвется на мину. Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!

Ночью над нами пролетел самолет, Завтра он упадет в океан, Погибнут все пассажиры. Завтра где-то, кто знает где? Война, эпидемия, снежный буран, Космоса черные дыры… Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой…

Трагическая ирония этой песни очевидна: человека буквально на каждом шагу подстерегают смертельные опасности, однако ни одну из них он не способен взять под контроль. Поэтому единственное, что ему остается, – попытаться контролировать хотя бы себя самого (что тоже, скорее, иллюзорная возможность, ведь даже за собой человек как следует уследить не в состоянии). Причем это не просто личное откровение талантливого поэта. В психологической науке существует специальный термин – базальная тревога, которым обозначаются переживаемые каждым человеком в той или иной мере чувства одиночества и беспомощности в потенциально враждебном мире. И вот это тревожное ожидание надвигающейся беды в сочетании с наивной инструкцией «следить за собой» вы, Александр, предлагаете считать реальным восприятием мира. А христианство с его верой в Бога, способного защитить, вытащить из любой передряги, дать силы пережить любую беду, утешить в горе и, наконец, встретить нас с любовью за пределом нашей земной жизни, – всего лишь выдумкой умных людей, позволяющей им снять эту общую для всего человечества тревогу.

Такое мировоззрение, конечно же, имеет право на существование, как и любое другое. Но в нем, на мой взгляд, есть как минимум две серьезные неувязки. Предположим, я согласился признать его истинность. Что я приобретаю и как меняется мой мир от этой перемены взглядов? Неравенство среди людей по-прежнему остается, погибшие в Лиссабоне не воскресли, Холокост все равно произошел. Только теперь я точно знаю, что никакого смысла в этих смертях не было, что страдание погибших людей оказалось последней точкой в их бытии, а неравенство, жестокость и подлость торжествуют из века в век и будут торжествовать далее, потому что нет в мире силы, способной призвать их к ответу. Предложенное вами обращение к реальности ничего не дало мне, кроме жесточайшего разочарования. Оставшись без Бога, один на один с мировым злом, я лишь понимаю, насколько оно непреодолимо для человеческих усилий и насколько бессмысленна моя жизнь перед лицом смерти. Думаю, при таких условиях ни один верующий человек никогда не согласится поменять свою веру в Бога на предложенную «реальность», как об этом писал Достоевский в письме к Фонвизиной: «…Если б кто доказал мне, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели со истиной». Это первая неувязка.

Любовь как доказательство

Вторая неувязка заключается в следующем. Вы пишете, что христианство придумали лучшие умы человечества, что только люди, обладающие достаточной интеллектуальной силой, способны жить в придуманном ими же мире веры в Бога как в Любящего Отца. Но любое мировоззрение жизнеспособно для человека лишь в том случае, если подкреплено его реальным опытом, свидетельствующим об истинности этого мировоззрения. Если же такого опыта нет, никакие интеллектуальные усилия не помогут ему удержать свой разум в золотой клетке прекраснодушных фантазий. Умному человеку свойственна высокая критичность мышления, он просто не сможет жить в построенном им же воздушном замке. Поэтому, как мне кажется, в вашем рассуждении необходимо сделать важную поправку. Либо христианство – изобретение не очень умных людей, способных лишь обманывать себя собственными выдумками (и тогда ни о каких «интеллектуальных усилиях лучших представителей человечества» не может идти речи). Либо же христианство – результат вполне реального опыта встречи с Богом, пережитого лучшими представителями человечества, осмысленного ими и бережно переданного следующим поколениям (и тогда не может идти речи уже об «идеальной сказке» и «придуманном мире»). Вы определяете христианство как результат мучительного поиска объяснений тому злу, которое мы видим вокруг себя в мире. Но давайте посмотрим, что же говорят об этом сами христиане.

С христианской точки зрения карамазовскую «слезинку ребенка» невозможно объяснить. Ее можно только утереть, осушить своей любовью и участием. А если нет такой возможности, то хотя бы просто поплакать вместе с плачущими, войти в чужую боль, принять на себя ее часть. Любая же попытка рационально объяснить конкретную человеческую беду сразу духовно дистанцирует нас от пострадавших в этой беде, будь то жертвы Холокоста или погибшие в Лиссабоне люди. Вдвойне печально выглядят подобные попытки, когда объяснения носят религиозный характер. И если говорить о том же Холокосте, то единственным достоверным и неоспоримым свидетельством действия Божией любви в людях, пострадавших от гитлеровского геноцида, будет только свидетельство самих этих людей. Лишь сами страдающие могут говорить о смысле своего страдания, и тут уже никто не вправе подвергать сомнению их опыт, оплаченный столь высокой ценой.