Александр Ткаченко - Загадки Бога. Ответы на самые неудобные вопросы о Творце вселенной

Александр

Отвечает Александр Ткаченко, постоянный автор журнала «Фома»

Дорогой Александр, вопрос, который вы задаете, является одним из самых важных вопросов в истории человеческой мысли и, по сути, сводится к двум вариантам ответа: Бог создал человека или человек создал Бога? Вы считаете правильным второй вариант. Что ж, давайте попробуем рассмотреть его непредвзято и определить, насколько он состоятелен. Человек действительно может создавать в своем воображении целые миры. Очень часто они бывают настолько далеки от нашей повседневной реальности, что для их жанрового определения в литературе существуют специальные термины: сказка, научная фантастика, фэнтези. Этих миров не существует в природе, они населены придуманными персонажами. Однако в них нашли отражение вполне реальные человеческие мечты и страхи, надежды и разочарования. И если эта способность нашего ума выражать свои переживания через художественное творчество столь очевидна, то почему бы не предположить, что и идея любящего людей всемогущего Бога тоже плод такого добросовестного фантазирования, мечта о том, чего так не хватает человеку в этом холодном и безжалостном мире?

Идея эта отнюдь не нова. Вольтер еще в XVIII веке писал: «…случись, что Бога нет – Его б пришлось создать». Правда, при этом французский философ имел в виду не столько любящего, сколько карающего Бога. Говоря, что сам-то он не очень верит в муки ада, Вольтер добавлял: «Я хочу, чтобы мой поставщик, мой портной, моя жена верили в Бога; я думаю, что тогда меня реже будут обворовывать и наставлять мне рога». Такой утилитарный взгляд на религию вполне понятен, хотя нравственной высоты в нем, прямо скажем, не очень много. Однако как раз приведенную выше фразу Вольтера о необходимости создания Бога цитирует в романе Достоевского Иван Карамазов, говоря теперь уже именно о нравственной высоте такой идеи: «…был один старый грешник в восемнадцатом столетии, который изрек, что если бы не было Бога, то следовало бы его выдумать, s’il n’existait pas Dieu il faudrait l’inventer. И действительно человек выдумал Бога. И не то странно, не то было бы дивно, что Бог в самом деле существует, но то дивно, что такая мысль – мысль о необходимости Бога – могла залезть в голову такому дикому и злому животному каков человек, до того она свята, до того она трогательна, до того премудра и до того она делает честь человеку».

В этих вполне созвучных цитатах Вольтера и Достоевского легко увидеть неразрешимое противоречие. Человек низок и зол, поэтому идея Бога необходима ему для ограничения его злобы и низости. Но как же может человек родить эту высокую и благородную идею, если он низок и зол? Ведь очевидно, что любое порождение человеческой души непременно должно быть созвучно ее качествам, иначе придется признать, что эта благородная идея пришла к нему откуда-то извне или, как это принято говорить у верующих людей, свыше. Возможно, как раз по этой причине тезис «если бы Бога не было, его пришлось бы выдумать» озвучивался лишь как некое предположительное допущение. Причем делали это люди, с одной стороны, никак не симпатизировавшие Церкви, с другой – всё же верующие, хотя и как-то очень по-своему. Тот же Вольтер, например, не был атеистом и признавал существование Бога, полагая, что именно Он наделил природу разумным устройством, гармонией и целесообразностью. А Максимилиан Робеспьер, процитировавший эту фразу Вольтера на заседании Конвента, прямо утверждал, что атеизм – мировоззрение аристократов, в то время как идея верховного существа, охраняющего угнетенную невинность и карающего торжествующее преступление, – это народная идея и он, Робеспьер, ее полностью разделяет.

Следи за собой, будь осторожен!

Видимо, даже очень сильный человек слишком слаб для того, чтобы остаться в этом мире самым старшим, сильным и мудрым. Отказавшись от мысли о существовании Бога, он неизбежно начинает наделять божественными свойствами окружающий его мир либо же придумывает неких, неизмеримо более развитых, чем он сам, соседей по Вселенной, которые способны незримо контролировать человечество. Ну, или как самый примитивный вариант такой мировоззренческой замены – известный тезис советских кухонных разговоров о непознанном: «Нет, что бы там ни говорили про Бога, а что-то такое все же есть». Какого-то особого интеллектуального усилия подобные выдумки от человека не требуют. Здесь его мысль идет по естественному для нее направлению, в поиске некоей сверхъестественной защиты от нескончаемых бед и напастей, на которые так щедра жизнь. Куда более напряженной деятельности ума требует как раз мысль о том, что Бога нет. Не того Бога, о котором учат христиане, а вообще – никакого. То есть у человека в этом мире нет абсолютно никакого защитника и помощника. И судьи тоже нет. И наставника. Он сам себе и суд, и помощь, и защита, и наставление. Одинокий человек в бездушном и враждебном ему мире – вот мировоззрение, для принятия которого действительно придется максимально напрячь все силы души. Но, увы, ничего, кроме уныния, оно принести не может. Мир воспринимается как абсурд, жизнь лишается даже подобия смысла. Столь желанная свобода превращается в источник постоянной тревоги и разнообразных страхов, среди которых главным становится неизбывный страх смерти. Это состояние брошенности человека, его метафизического одиночества среди бесчисленных угроз со стороны мира вряд ли кто-либо сумел выразить ярче и наглядней, чем Виктор Цой: