Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Библеисты спорят о том, заимствовал ли Иоанн у синоптиков (или хотя бы у одного из них) какой-либо материал, общий с их Евангелиями, и на этот вопрос, вероятно, ответить невозможно. Особенно любопытное отношение у Евангелий Иоанна и Луки. В обоих приводится рассказ о чудесном улове рыбы, которого нет ни у Марка, ни у Матфея, но в Евангелии от Луки это событие случается в начале служения Иисуса (Лк 5:1–11), а в Евангелии от Иоанна это – часть явлений Иисуса, свершившихся по воскресении (Ин 21:1–14). В обоих Евангелиях Иисус является ученикам в Иерусалиме – а не в Галилее, как у Матфея. И равно так же в обоих Евангелиях встречаются общие незначительные штрихи: упоминание о том, что среди двенадцати апостолов был второй Иуда (Лк 6:16; Ин 14:22); о том, что рабу первосвященника отсекли в Гефсимании правое ухо (Лк 22:50; Ин 18:10); и о том, что в гробнице Иосифа Аримафейского никогда прежде никого не хоронили (Лк 23:53; Ин 19:41). Вполне допустима мысль о том, что Евангелие от Луки могло появиться даже позже Евангелия от Иоанна и зависеть от него: если так, то время создания Евангелия от Луки (и вместе с ним, предположительно, Деяний) переходит в начало II века – если согласиться с принятой ныне точкой зрения, согласно которой Евангелие от Иоанна возникло примерно в 90 году. Впрочем, такая датировка отчасти строится на аргументе, согласно которому Евангелие от Иоанна появилось позже синоптических, к которым относится и Евангелие от Луки, так что здесь все очень зыбко. Допустима мысль и о том, что существовал некий документ, известный и Луке, и Иоанну, и именно в нем содержались эти общие элементы – так сказать, источник Q(LJ). Но если не считать этих маленьких соприкосновений, Евангелие от Иоанна следует своим путем. Четвертое Евангелие – это не новая версия Евангелия от Марка, в отличие от Евангелий от Матфея и Луки, но совершенно иное представление Благой Вести, выводящее на первый план сокровенный смысл жизни и учения Иисуса; как сказал Климент Александрийский, это «духовное Евангелие».

До сих пор мы называли автора Четвертого Евангелия Иоанном, но на самом деле мы не знаем его имени: нам известно о нем не более, чем о тех, кто создал – написал или свел воедино – синоптические Евангелия [22]. Более того, есть сомнения в том, что Четвертое Евангелие принадлежит перу лишь одного автора. Большинство библеистов, изучающих Новый Завет, полагают, что оно явилось завершением долгого компилирования и правки, в которых принимал участие не один человек – возможно, этим занималась школа или группа, со временем сумевшая развиться. Вероятно, так мы сумеем объяснить, почему в Четвертом Евангелии, несмотря на все его композиционное искусство, присутствуют неувязки в повествовании, предполагающие, что никакой отдельно взятый человек не выверял окончательный текст. Например, на Тайной Вечере Иисус произносит долгую речь (главы 14–16), за которой следует молитва (глава 17); но в конце четырнадцатой главы он говорит: «Встаньте, пойдем отсюда» (Ин 14:31), очевидно, намекая на то, что его монолог закончен. В пятой главе, где приводится рассказ об исцелении расслабленного, действие происходит в Иерусалиме, но в начале шестой главы Иисус отправляется на ту сторону моря Галилейского – и явно откуда-то из Галилеи. Перераспределить евангельский текст и сделать его более связным пытались не раз и не два, но пока единодушия в этом все еще не достигнуто.

Единым целым Евангелие делает не связность повествований, а стиль и богословие. Стиль мастерски прост и намекает на великие глубины смысла – и при этом лексикон очень емок, а в синтаксисе нет лишних сложностей. На Тайной Вечере Иуда, услышав слова Иисуса: «…что делаешь, делай скорее», выходит из дома, а дальше следует фраза «…а была ночь» (на греческом всего три слога, ἦν δὲ νύξ, en de nux ) – и это не просто указание на время, а отражение духовной тьмы, окружившей Иуду (Ин 13:27, 30). Странный отголосок подобного звучит в Евангелии от Луки, где Иисус говорит тем, кто пришел схватить его: «…теперь ваше время и власть тьмы» (Лк 22:53). Богословие достигает апогея даже для высокой новозаветной христологии: Иисус представлен как Слово Божье, существовавшее с начала времен и ныне воплощенное именно в нем, одном-единственном человеке. Так развивается мотив, который мы встретим у апостола Павла в Посланиях к Филиппийцам и Колоссянам – согласно которому Христос сошел от Бога, чтобы прожить человеческую жизнь на земле, – но в Евангелии от Иоанна это выражается не только в изначальном мгновении воплощения, а во всем, что Иисус совершал и говорил. Более того, учение Иисуса касается по большей части его собственной природы: того, как Бог может быть его Отцом и того, как он существовал прежде начала мира [23], и того, как он являет собой высший пример всех значимых символов в христианском богословии: хлеб, пастырь, свет, лоза, вино…