Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Адиафора – это те вопросы вероучения и заведенных порядков, по которым разумные люди могут значительно расходиться во мнениях, даже зная, что именно сказано об этих проблемах в Библии; тем не менее, порой решение по таким вопросам принять необходимо, и принимать его требуется честно и добросовестно, даже когда неизвестно, правильно ли оно, – а порой даже в том случае, когда никто не может сказать, есть ли оно, это правильное решение. Эти проблемы не входят в число главных, неотъемлемых основ, которые, благодаря знаменитому выражению Клайва Стейплза Льюиса, известны всем как «просто христианство». В каком-то смысле для того, чтобы наделить Библию авторитетом, необходимо допустить и возможность для признания того, что в делах религии есть место и адиафоре. Конечно, не следует сомневаться в наличии важнейших основ; но в системе, где важнейшим и неотъемлемым считается все без исключения, очень сложно жить – а может, в ней трудно даже просто выжить. Такая система – тоталитарный обман; она – ловушка, в которую падают и фундаментализм, и определенные, экстремальные ветви католичества, уверяющие, что всю жизнь можно, соответственно, подчинить либо Священному Писанию, либо Священному Преданию. Эти теории столь суровы, что на деле им очень мало кто следует: даже самые консервативные евангелики не причисляют себя к фундаменталистам, да и большинство католиков вовсе не проявляют склонности к крайним мерам – это, так сказать, два полюса, между которыми и располагаются реальные отношения, принимая умеренные формы – но и те и другие едины в одном: в адиафору они не верят.

Как и многие христиане, те, кто создавал формулировки Статей, верили в то, что в Священном Писании ясно преподаются доктрины о Святой Троице и Боговоплощении Христа, и, соответственно, они оказались в той области, которая в нашей модели названа зоной частичного совпадения Библии и веры. Но, как мы видели, современные библеисты и богословы относятся к этим моментам с куда большим сомнением. Они полагают, что в Новом Завете – особенно в Четвертом Евангелии и в ряде посланий Павла – представлены начатки этих доктрин – но при этом не считают, будто эти доктрины можно точно и определенно «доказать» на основе Священного Писания. Для библеиста, даже если он христианин, эти доктрины в их классической формулировке начинают казаться именно адиафорой. Абсолютная верность и преданность Иисусу Христу, а также вера в то, что «Бог был во Христе», считаются в Новом Завете важнейшими и неотъемлемыми – и попадают в нашей схеме в область совпадения. Но точного описания доктрин, определяющих суть этих догматов, в Библии не найти. Именно потому многие современные богословы считают, что нужно открывать новые пути, использовать наши собственные категории и наш лексикон, чтобы охарактеризовать или объяснить верность Христу как самовыражение Бога. Такие категории могут время от времени меняться, и, естественно, люди могут расходиться в своем мнении о них. Они попадают за пределы нашей «зоны совпадения». Вот что писал об этом Остин Фаррер:

Конечно, даже самые консервативные из нас переосмысляют и должны переосмыслить богословие святых, если нам надлежит применять его или жить по нему. Мы обязаны избавить страницы посланий святого апостола Павла от всего, что можем счесть лишь мусором первого века. И это еще не все: христианское сознание обрело определенную чуткость, которой был совершенно чужд первый век. И мы не собираемся разделять воззрения святого Павла на господство мужей над женами или на этику наказания [21].

Эти слова написал в 1966 году богослов, за которым закрепилась репутация ортодоксального догматика, и поразительно, как те формы христианства, которые по-прежнему настаивают на «мусоре первого века», смогли с тех пор не только сохраниться, но и расцвести. Впрочем, среди христиан многие полагают так: пусть даже суть учения Павла остается авторитетной, само оно выражалось в обстановке того времени, в котором жил апостол, а потому в наши дни это учение следует пересмотреть. Эту форму христианства можно описать как либеральную, вот только Библии она отводит намного более важное место, нежели зачастую присваивал ей либерализм, и роль Священного Писания в ней намного ближе к центральной. В любом случае, неважно, как ее описать, важно лишь то, что эта форма кажется разумной и приносит свои плоды.

Я бы решился утверждать, что лишь с таким пониманием, проявленным хотя бы отчасти, возможно совместить и удержать в единстве два важных момента. Первый выражается так: нам необходимо реалистично воспринимать все, что на самом деле заключено в Библии и вере, и не притягивать свидетельства насильно ни с той, ни с другой стороны. А второй состоит в том, что нам надлежит воздать должное книге, воспитавшей целые поколения христиан, и не делать из нее бумажного диктатора; а равно так же мы не обязаны слепо верить в то, будто в нее вложен именно тот смысл, какой провозглашают церковные власти. Свобода толкования и приверженность религиозной вере должны идти рука об руку. Сам я считаю, что это возможно, если мы примем Библию как документ, невероятно важный для христианской веры – и при этом не будем настаивать на ее непогрешимости. А в завершение я снова приведу слова Ричарда Хукера, которые цитировал во Вступлении: мне кажется, что именно они призваны представить то равновесие, которое окажется идеальным.