Ирина Бабич - Мусульмане в Европе - Сосуществование, взаимодействие, межцивилизационный диалог

В Драгоценном Коране, в 141-м аяте суры «Женщины» Всевышний Аллах говорит: «И никогда Аллах не устроит неверным пути против верующих» [69] Перевод автора статьи. . Подразумевается ли здесь, что первые это саксонцы, а вторые — индийские мусульмане или земледельцы Египта? Не является ли реальность прямо тому противоположной?

В 29-м аяте суры «Ангелы» Благородный Коран говорит: «Ведь боятся Аллаха из Его рабов знающие» [70] В переводе И.Ю. Крачковского аят приводится под номером 27. URL: https://falaq.ru/quran/krac/35 (дата обращения 29.07.2019). . В качестве знающих, учёных мужей здесь не подразумеваются стамбульские ходжи, шейхи аль-Азхара, мевлевии Индии, дамеллы Бухары, российские му’аллимы и татарские муллы.

В 105-м аяте суры «Пророки» Драгоценный Коран говорит следующее: «И написали Мы уже в Псалтири после напоминания, что землю наследуют рабы Мои праведные» [71] Коран. Перевод И.Ю. Крачковского. URL: https://falaq.ru/quran/krac/21 (дата обращения 29.07.2019). . Здесь под словом «рабы Мои праведные» также не подразумеваются египетские крестьяне-феллахи, магрибские сенуситы, стамбульские каландары, индийские нищие-факиры, татарские суфии, ишаны из Альметьевска, накшбандии из Бухары.

Властелин миров, Всевышний Аллах говорит в Благородном Коране: «И была обязанностью для Нас защита верующих» [72] Коран. Перевод И.Ю. Крачковского. URL: https://falaq.ru/quran/krac/30 (дата обращения 29.07.2019). .

Кого Он имел в виду, когда упомянул здесь «верующих»? Десятки миллионов индийских мусульман, оказавшихся в неволе у нескольких англичан? Мусульман-яванцев, ставших рабами Голландии? Или?..» [73] Бигиев М. Рәхмәт илаhия борhаннары. С. 81-82. .

Таким образом, Муса Бигиев подверг переоценке многие традиционные убеждения мусульман, сложившиеся не на основе знаний, излагаемых в источниках ислама, а сформировавшиеся под влиянием внешних объективных и субъективных факторов. Как видим, М. Бигиев был совершенно не согласен с широко распространившейся среди мусульман убеждённостью в обречённости т.н. «неверных», т.е. представителей немусульманских народов, на вечные муки в аду. По мнению М. Бигиева, это убеждение не имело под собой основы, поскольку, во-первых, оно противоречит провозглашаемому Кораном принципу наместничества ( хилафа ) человека на Земле, а во-вторых, не согласуется с фундаментальными установками ислама о безграничном милосердии Всевышнего и Его всеобъемлющей мудрости.

Обратив внимание на тот факт, что люди, проживая свои жизни в границах отпущенного им исчезающе малого по сравнению с вечностью вселенной отрезка времени, больше страдают, чем наслаждаются, М. Бигиев поставил вопрос о несоизмеримости наказания человека за совершённые им прегрешения, за которые его ожидают неописуемо ужасные и вечные муки ада. В этой связи мыслитель задаётся вопросом: может ли Бог, давший человеку краткий миг жизни, полной страданий, а затем обрекающий его на вечные муки, быть Милостивым и Милосердным Богом, каковым Он себя раз за разом называет?

В конце концов М. Бигиев пришёл к кардинальной переоценке природы всеобъемлющей милости Аллаха, которая была выражена им в учении о всеохватности Божьей милости. Данное учение знаменовало качественный скачок в трансформации представлений о Боге и его отношениях с человеком, подняв данный вопрос на принципиально новый философский и этический уровень.

Идеи Мусы Бигиева и его интерес к вопросу о сути отношений между Богом и человеком сформировались в условиях современных ему российских реалий начала XX в., когда татары, проживая на своих исторических территориях, оказались нежелательным инородческим меньшинством в окружении обласканного государством христианского большинства. Несмотря на это, провозглашённые выдающимся мыслителем идеи востребованы и сегодня, в том числе в условиях миграционного кризиса, принявшего глобальный характер. Сущностные параллели между двумя социальными реальностями очевидны, пусть в силу определённых исторических особенностей они и не совпадают в полной мере.

М. Бигиев пришёл к новаторскому осознанию природы Божьей милости будучи представителем татаро-мусульманского социума, осознававшего своё плачевное состояние. При этом народная память хранила картины великого прошлого: самостоятельную государственность, свободно исповедуемую религию, развитую культуру. Отсюда происходило, мягко говоря, настороженное отношение к русским и к национальной политике государства в отношении инородцев, которое раз за разом показывало татарам их место. В таких условиях у народа оставалась единственная духовная «отдушина» — ислам, и его нюансы, описанные в тысячах религиозных книг. Здесь народ черпал знания о том, что всем последователям ислама обещается грядущее райское блаженство, а всем притеснителям и гонителям мусульман — вечные муки в аду.