Герхард Терстеген - Путь истины

В 1754 году в Мюльхайм прибыл высокопоставленный чиновник оберконсистории Прусского королевства Юлиус Хекер с поручением прусского правительства проверить образ мыслей Терстегена, широко известного уже не только во всей Германии, но и за её пределами. Правоверие его было подтверждено, а проповедническая и учительная деятельность получила высокую оценку. Завязавшаяся дружба с Юлиусом Хекером имела одно важное последствие. Хекер передал Терстегену для ознакомления сочинения прусского короля Фридриха II, писавшего философские трактаты деистического толка, и, судя по всему, просил дать на них отзыв. Результатом этого явилось одно из интереснейших произведений Терстегена (1762) – «Мысли о некоей безымянной книге, именуемой “Разные сочинения философа из Сан-Суси”» [51] Фридрих II писал по-французски и издавал свои произведения анонимно. В немецком переводе сочинения прусского короля вышли в начале 1760-х гг. в нескольких томах. Сан-Суси (от фр. «sans souci» – «без забот») – дворец Фридриха II в Потсдаме. . Терстеген в весьма почтительных выражениях дискутирует с прусским королём, подвергая критике его просвещенческие взгляды на религию и нравственность. Здесь мы видим удивительную способность Терстегена говорить на одном языке со своим оппонентом: приводя аргументы против мнений Фридриха II, Терстеген (вообще настроенный решительно «анти-просвещенчески» [52] См. трактат II «Пути истины», «Рассуждение о границах человеческого ума в деле постижения божественных истин». ) апеллирует к здравым выводам философствующего рассудка и цитирует Декарта и Ларошфуко. Сохранилось предание, что Юлиус Хекер ознакомил Фридриха II с трактатом Терстегена. Прочитав его, король воскликнул: «Надо же, на что способны “мирные земли́”!»

Но Фридрих II был отнюдь не только философом. В 1756 году он развязал очередную войну с Австрией; военные действия продолжались семь лет, и в них были вовлечены почти все европейские государства. Против Пруссии выступила и Франция. Мюльхайм оказался во фронтовой полосе; несколько раз он переходил из рук в руки. Жители города были вынуждены на протяжении всех этих лет давать то прусским, то французским войскам постой и пропитание. Обычные занятия горожан и торговля почти прекратились, в Мюльхайме одна за другой вспыхивали эпидемии. Голландские друзья звали Терстегена приехать к ним, подальше от военных действий; но он отказался от этого. «Ваше любезное приглашение, дорогая сестра, приехать к вам и воспользоваться несколькими тихими комнатами для меня и моих близких, я прочитал с любовью и признательностью; я очень благодарен Вам за Вашу любовь», – писал он в ответ. – «Если бы дело касалось только меня, то, конечно, я бы хотел избежать беспокойств и опасностей, причиняемых войною. Но вокруг меня большая община, и люди весьма бы опечалились, если б я уехал, ибо не все ведь могут покинуть город» [53] Цит. по: van Andel. S. 61. .

Так до конца Семилетней войны (1763) Терстеген разделял все тяготы и лишения своих сограждан; в периоды эпидемий его аптека становилась для города сущим благодеянием. Сам Терстеген рассматривал военное время не только как период внешних испытаний, но и как вразумление и наказание Божие, равно как и Его задание сохранять мир и молитвенное сердечное расположение даже и в таких обстоятельствах.

Постепенно слабея, Герхард Терстеген приближался к концу своих дней. Что это был за человек? Какие духовные плоды (Гал. 5, 22) принесла его жизнь?

Первое, что обращает на себя внимание – это то, что от него не осталось никаких изображений. Он запрещал себя рисовать и всячески уклонялся от того, чтобы «запечатлеть себя» в какой бы то ни было форме. Сохранились лишь устные описания: Терстеген был человеком среднего роста, с приятным лицом, всегда очень скромно, но опрятно одетым, любящим во всём порядок и аккуратность. Своим друзьям, которые незадолго до его смерти предлагали ему написать что-нибудь о своей жизни, он отвечал: «Там, в вечности, братья мои, увидите вы мою жизнь; там мы будем жить вместе, и там, к вечной славе Божией, мы поведаем друг другу наше жизнеописание» [54] Alte Lebensbeschreibung. S. 4. . И это не было показной скромностью или «смиренничанием», – но выражением неизменного стремления всегда оставаться «один на один» с Богом. Говоря о своём душепопечительском служении и реалистически оценивая его плодотворность, Терстеген замечает: «Но никогда не было так, чтобы я находил смысл жизни и высшую радость в обращении и занятиях с людьми, как бы сердечно я их ни любил. Живое познание Бога, внутри столь близкого ко мне и во всём довольствующего меня, глубоко и постоянно побуждало меня охотно отрешаться от всего и быть с Сим моим Богом одному. Я делал, что делал, в меру моей немощи, лишь побуждаемый божественным промыслом и долгом… Но правилом для меня всегда оставалось: “хорошо быть с детьми, но несравненно лучше – с Отцом”» [55] Alte Lebensbeschreibung. S. 88. . «Я желал бы от всей души», – говорил он одному своему другу, – «чтобы имя Герхарда Терстегена было забыто людьми, лишь бы имя Иисуса было глубоко запечатлено во всех человеческих сердцах» [56] Ibid. S. 90. . И, как бы в исполнение его желания, даже место его погребения вскорости после его смерти перестало быть известным.